Яков Айзенберг - Ракеты. Жизнь. Судьба

Они были, безусловно, недостойными нормальной жизни и, к сожалению, в этом виновато не только общее положение, но и мое полное неумение «выбивать» себе элементарные возможности для жизни. Вероятно, на это повлияло и то обстоятельство, что рядом со мной с детства не было мужчины, — как результат, я совершенно не умею что-либо делать руками. Но главное — полное отсутствие того, что называется элементарной «житейской» настойчивостью. В простоте душевной я полагал, что так как, по общему мнению, я хорошо работал и успешно продвигался по службе, занимаясь очень важными для того государства разработками, то должны были быть люди, которые бы заботились о моих бытовых условиях. В СССР, по крайней мере, в ракетно-космической технике было немало фирм, где руководители так и делали, хотя бы по отношению к своим ближайшим заместителям, но в нашей фирме начальник заботился только о своих бытовых условиях, и то не очень удачно.

За всю свою жизнь в СССР я ни разу не жил в нормальных человеческих условиях. Под ними я понимаю одновременное наличие канализации, водяного крана в квартире и наличие в нем воды, а также электричества, центрального отопления в холодное время года, горячей воды для ванны, лифта при проживании на сравнительно высоких этажах, хотя бы редкого ремонта домовых мест общего пользования — как видите, речь идет только о минимально необходимых условиях. Ни разу в совокупности эти условия выполнены не были, несмотря на то, что я прошел путь от рядового инженера до Генерального конструктора систем управления.

Зато мы прошли все круги советского жилья — чердак без естественного освещения и удобствами во дворе, такую же съемную комнату, коммунальную квартиру, «хрущебу» и т.д. Все бытовые тяготы падали на жену, я с утра до вечера пропадал на работе или в командировках на полигоне и в Москве. Из последней такой квартиры я, в ранге генерального конструктора, уехал.

Большинство знакомых только удивлялись моему харьковскому жилью, но я уже писал о своей крайней беспомощности в решении бытовых проблем.

Как всякий ракетчик, я — человек суеверный. Суеверным был и гениальный создатель квантовой механики Нильс Бор (о чем сохранились воспоминания современников), так что я не очень расстраиваюсь по этому поводу. Поэтому, несмотря на боязнь «сглазить», должен написать, что только здесь, в Израиле, я живу в нормальной квартире в доме с работающим лифтом, всегда имеющейся холодной и горячей водой и всеми коммунальными услугами. Дом ремонтируют и за порядком в нем следят, подъезды убирают, подходы к дому освещены и находятся в приличном состоянии. Так что теперь мои жилищные условия соответствуют человеческим, конечно, никаких вилл и особняков у меня нет. Мои дети живут в том же городе, сравнительно недалеко от меня, что существенно облегчает мою жизнь.

Как видите, никаких излишеств, но после моей предыдущей жизни я доволен, жаль только, что это время наступило так поздно.

Возвращаясь к моей биографии, скажу, что поступил в обычную мужскую среднюю школу, которую закончил с золотой медалью. Уверенно я направился в приемную комиссию физического факультета Харьковского университета, так как в законе было четко сказано, что обладатели золотых медалей имеют право поступать в институт без экзаменов. Но, как говорится в хорошем советском анекдоте, «право ты имеешь, но не можешь».

Сотрудник, специально подобранный для такой работы как отказ в поступлении лицам, которых партия не хотела пропускать, заявил, что я не пройду медицинскую комиссию. Я робко заметил, что еще и не пытался, и тут последовал четкий ответ (я, конечно, был не единственным абитуриентом такого рода), что он (секретарь) это и так знает и документов у меня не примет. Так я впервые столкнулся во весь рост с государственным антисемитизмом. В школе его не было вообще. Я еще вернусь к вопросу антисемитизма, он не мог не коснуться и меня при жизни в СССР, коль скоро это была практически открытая государственная политика.

Но пока я поступил на радиотехнический факультет Харьковского политехнического института, существенно уступавшего по рейтингу физическому факультету университета, в тот год (1951) евреев еще, хоть и с трудом, туда брали. Потом началось «дело врачей» — и брать перестали.

Радиофак был обычным техническим факультетом обычного провинциального ВУЗа, но студентам уже на третьем курсе оформляли «допуск к секретным работам». Тем, кто не знает, что это такое, просто повезло. Поводом для отказа в оформлении тогда было только наличие родственника за границей.

«Неудачники» переводились на другие факультеты, где допуск не требовался. По сути, он был не нужен и на радиофаке, какие уж там секреты могли сообщить студентам, это был просто подготовительный шаг к «распределению» после окончания института, поскольку наших выпускников направляли в абсолютном большинстве на предприятия оборонной промышленности, где «допуск к секретным работам» был совершенно обязательным. Об ограничениях, накладываемых на владельца допуска, я еще расскажу. Родственников и даже знакомых за рубежом у меня не было, учился я только на «5», так что первый барьер я перешел. Ничего особо выдающегося со мной в институте не происходило. Стоит только сказать о двух вещах. В сборнике студенческого научного общества института была напечатана моя работа о применении операционного исчисления к некоторым краевым задачам. Никакого интереса, кроме как у меня самого, она не вызвала, это просто моя первая изданная в типографии маленькая статья.

Вторая публикация была серьезней… Читать нам лекции по физике пригласили доцента из высшего военного училища. Он видел меня на лекциях и судить мог только по задаваемым ему вопросам. Тем не менее, он пригласил меня помочь в подготовке его статьи (речь шла о помощи в выкладках) и очень любезно поместил мою фамилию рядом со своей в числе авторов, чему я был и удивлен, и обрадован. Так в журнале Академии Наук (!!!) СССР «Физика металлов и металловедение» (том IV, вып. 2 за 1957 год) появилась статья Г. Е. Зильбермана и Я. Е. Айзенберга «О возможной форме поверхности постоянной энергии электронов в периодическом поле решетки». Судя по последующей реакции физиков, она вызвала некоторый интерес у теоретиков. Это и есть моя первая настоящая научная работа.

Согласитесь, что статья студента провинциального вуза по теоретической физике в журнале Академии Наук не является чем-то стандартным.

Поскольку сейчас я уже не пишу статей, могу назвать на сегодняшний день свою последнюю. Это — «Управление по углам атаки и скольжения первых ступеней РН», и помещена она (соавторы В. А. Батаев, А. И. Кузьмин и др.) в киевском академическом журнале «Космiчна наука i технология» за 2002 г. т. 8 №1.