Айседора: Портрет женщины и актрисы - Фредерика Блейер
Из состава «Айседорэйблз» (дословно: «умеющие, как Айседора») — так окрестил учеников танцовщицы поэт и критик Фернан Дивуар — в живых осталось только двое. Лайза Дункан, чья последующая карьера протекала в Европе, умерла 24 января 1976 года в Дрездене. Ирма Дункан (миссис Шерман Роджерс), чьи книги об Айседоре так много привнесли в наше понимание ее искусства и ее личности, умерла 20 сентября 1977 года в Санта-Барбаре, Калифорния. Анна Дункан ослепла от редкой болезни крови и скончалась в Нью-Йорке 7 марта 1980 года, до последних дней прилагая героические усилия, чтобы закончить книгу своих воспоминаний об Айседоре.
Из оставшихся в живых Эрика Ломан Дункан перестала танцевать много лет назад и занялась живописью. Только Мария-Тереза Дункан (миссис Стефан Бужуа) до сих пор танцует. Сколько-му они могли бы нас научить, если бы их воспоминания и записи были сохранены!
Нынешний возросший интерес к Айседоре представляет собой разительный контраст с ситуацией, существовавшей еще двадцать лет назад, когда я впервые заинтересовалась существом танцев Айседоры. Я тогда не могла отыскать никаких упоминаний ни о танцовщицах, продолжающих традиции Дункан, ни о Танцевальной гильдии Дункан. До меня доходили слухи, что танцу Дункан еще обучают в нескольких местах. Но где бы я могла увидеть это собственными глазами? Так продолжалось до тех пор, пока однажды в воскресном выпуске «Нью-Йорк тайме» я не увидела фотографию танцовщицы по имени Мария-Тереза. В те времена, когда она танцевала в труппе Айседоры, ее знали как Терез, но я сразу же поняла по ее греческому одеянию и характерной позе, что Мария-Тереза — подлинная Дункан, одна из шести. Я отправилась на ее концерт, повстречала там нескольких учениц Айседоры и со временем получила возможность брать уроки танца у Дункан. Я вовсе не хочу создать впечатление, что я танцовщица. Это, без сомнения, подтвердит каждый, кто хоть однажды видел мое исполнение.
Сначала я занималась с миссис Августин Дункан, потом с Джулией Левьен. Им обеим я искренне благодарна. В это же время я постоянно ходила на концерты Марии-Терезы, и, хотя она танцевала свои собственные композиции, я, глядя на нее и слушая ее замечания, узнала очень многое о пластике Дункан. Также мне довелось однажды увидеть, как Ирма Дункан давала урок мастерства Джулии Левьен и Гортензии Куларис. Консультации по нескольким танцам Айседоры я получила и у Миньон Гэрланд. Позднее, в течение двух лет, с любезного разрешения Анны Дункан я имела возможность присутствовать на занятиях ее класса, в котором занимались Джулия, Гортензия, Гемж де Лаппе и Рут Перриман. Эти встречи с Анной были для меня поистине бесценны.
В то время как интерес к танцу Дункан возродился вновь, сплетни о ее характере и жизни, не прекращавшиеся никогда, вспыхнули с новой силой. Критик Роберт Кимбол пишет: «Одна из основных причин возрождения Дункан — сегодняшняя острая тоска по звездам… гениальным лидерам, которые могли бы служить образцом для самоутверждения индивидуальности в нашем все более однородном обществе. Айседора Дункан идеально подходит для такого образца»2.
Чем она привлекательна для нас?
Фернан Дивуар описывает3 танец-импровизацию, который Айседора однажды исполнила на бис после концерта в «Театр лирик де ла Гэтэ»: «Она сказала: «Я буду танцевать философию своей жизни!» Снова и снова она бросалась на воображаемую дверь, и неподатливая дверь раз за разом отбрасывала ее назад. Наконец, разбитая и дрожащая, невероятным усилием воли она собрала оставшиеся силы и в последний раз бросилась на невидимую дверь. И неприступная дверь, не выдержав, все-таки отворилась».
Трагедия Айседоры заключалась в том, что она была сломлена попытками открыть некую дверь, хотя ей это и удалось. Жизнь сломала ее, но не унизила. Ее творческие концепции, ее неудержимое стремление к высокой цели всегда помогали Айседоре оставаться Айседорой.
Ее героические усилия, вне зависимости от окружающих обстоятельств, — одна из причин, по которой нас так трогают танцы Айседоры. Она учит нас быть благоразумными (не амбициозными) в достижении своей цели.
Она с нами, так как мы едины с природой, а Айседора обладает чистотой и юношеским ощущением чуда по отношению ко всему живому.
Она полна сострадания, она не отворачивается от боли и нищеты, ненависти и горя.
В ней есть пыл и рвение. И есть отвага. Она будет биться в закрытую дверь, зная даже, что расшибется насмерть.
Мы ощущаем все это, и она дает нам необыкновенное чувство освобождения, осознания собственных возможностей. Она учит нас не подсчитывать стоимость, а видеть, что должно быть сделано, и делать это.
Вот почему ее танец воспринимается как озарение, как некая религия. Он учит гуманности тех, кому ее не хватает. Макс Истман называл Айседору «красивой, воинственной и могущественной женщиной, символом тех, кто использует свою смелость как оружие, чтобы бороться за утверждение жизни в Америке».
Гордон Крэг, в преклонном возрасте вспоминая, как он впервые увидел ее танец, отмечает волшебную магию движений и чувство облегчения, которое охватило его при виде молодой танцующей Айседоры.
«…В этом опасном мире появилась Айседора, обладающая безмерной смелостью… Все, что она делала, выглядело очень непринужденно, по крайней мере так казалось. Именно это и создавало ощущение ее силы…
Откуда мы знали, что она говорит на своем языке? Мы знаем это, потому что видим ее голову, ее руки, нежные и сильные, ее ноги, всю ее фигуру.
А если она говорит, то о чем? Никто и никогда не мог сказать этого точно, но в том, что она говорит с нами, не возникало ни малейших сомнений. Можно сказать определенно лишь одно — она говорила о том, что мы давно хотели услышать, но даже в мечтах своих не могли представить, что такое когда-нибудь произойдет. А теперь мы слышим это, что погружает нас в состояние безотчетной радости. И я — я сидел неподвижен и безмолвен»4.
Гордон Крэг любил ее, оставил ее и написал о ней. Большинство книг об Айседоре было создано людьми, достаточно хорошо знавшими ее. В этих книгах присутствует некая интимность, и они обычно посвящены тому периоду жизни танцовщицы, который авторы знают лучше всего. Остальное как бы остается в тени. Что
