Не пропавший без вести - Ю. М. Корольков
Прости меня, твоего рядового,
Самую малую часть твою.
Прости за то, что я не умер
Смертью солдата в жарком бою.
Кто посмеет сказать, что я тебя предал?
Кто хоть в чем-нибудь бросит упрек?
Волхов — свидетель: я не струсил,
Пылинку жизни моей не берег…
Не я ли стихом присягал и клялся,
Идя на кровавую войну:
«Смерть улыбку мою увидит,
Когда последним дыханьем вздохну».
Что делать?
Отказался от слова,
От последнего слова друг-пистолет.
Враг мне сковал полумертвые руки,
Пыль замела мой кровавый след…
Так писал Джалиль в одном из своих стихотворений и под ним поставил дату: июль 1942 года. Значит, Муса был ранен и его, обессиленного, захватил враг. Ведь именно в июле того года на Волховском фронте шли очень тяжелые, кровопролитные бои.
А потом мы прочитали такие строки:
Колючей проволоки частоколом
Окружены бараки и пески.
Вот здесь и копошимся мы в неволе,
Как будто мы навозные жуки.
Нет никаких сомнений, что это фашистский лагерь, в котором томился Джалиль, откуда он с тоской и надеждой глядел на далекий лес, где:
…Может быть, товарищ «Т»
Большое дело замышляет.
И чудится — я слышу в темноте,
Как он усердно саблю направляет.
Лес, лес, ты все зовешь меня, звеня,
Качаясь в сумраке сосновом,
И учишь песням ярости меня
И песням мщения суровым.
Так строка за строкой рассказывали нам стихи о жизни Джалиля, о его мыслях, мечтах, надеждах. Потом появились живые свидетели, знавшие поэта в плену, в подполье, в тюрьме. Нашлись документы, письма, рассказывающие о новых фактах жизни и борьбы Джалиля.
Шли годы, и в результате совместных усилий нам удалось во многом восстановить подвиг поэта-патриота, проследить путь его жизни, казалось бы, затерявшейся в войне. Но предстояло сделать еще очень много. В первой книге о Мусе Джалиле, вышедшей в 1959 году, я просил откликнуться всех, знающих хоть что-нибудь о судьбе поэта.
На призыв отозвалось немало людей.
С тех пор многое изменилось. За ратные подвиги в борьбе с фашизмом Джалилю присвоено звание Героя Советского Союза, за посмертные стихи свои он стал лауреатом Ленинской премии. За это время удалось снять многоточия, которыми приходилось заменять неизвестные страницы биографии Джалиля. Теперь мы можем с полной достоверностью рассказать о подвиге солдата-поэта Мусы Джалиля, о стихах и песнях, которые он слагал за колючей проволокой фашистских лагерей, в тюрьме, в камере смертников, оставаясь до конца Коммунистом, Поэтом, Солдатом, Гражданином социалистического Отечества. И навсегда в памяти народа сохранятся строки его стихов:
Нет, врешь, палач, не стану на колени!
Хоть брось в застенок, хоть продай в рабы!
Умру я стоя, не прося прощенья,
Хоть голову мне топором руби!
ДЕТСТВО БЕЗ РАДОСТИ
Далеко-далеко на Казанском тракте в оренбургской степи, за сто с лишним верст от железной дороги стояла глухая татарская деревенька Мустафино. В этой деревне в семье бедняка Мустафы Залилова и родился Муса Джалиль.
Семья Залиловых жила впроголодь. Сколько лет отец надрывался в тяжелом труде, да так и не смог вырваться из беспросветной нужды. Пришлось продавать домишко в Мустафино и подаваться в город. Мустафа храбрился, говорил соседям, что уезжает в Оренбург по своей доброй воле, что там живет родственник, который пристроит его на хорошую должность. Но соседи не завидовали ему: все знали, как горек хлеб и там — на чужбине.
Три года прожили Залиловы в Оренбурге. Отец все старался вырваться из беспросветной нужды, бедности, которая, будто трясина, засасывала семью. Выбраться из нищенской жизни не удавалось, и у отца опускались руки. Все чаще он приходил домой пьяным, едва держась на ногах. Но как только мутный рассвет проникал в окно подвала, он поднимался и снова шел искать работу.
Но чем бы отец ни занимался, денег у него все равно не было. А цены все повышались, продукты дорожали, — начавшаяся война все больше давила своей тяжестью на простых людей.
И несмотря на то что в семье Залиловых почти каждый хоть что-то приносил домой, жить становилось все труднее. Осенью сестренка Зейнаб пошла в школу, но ей не купили ни пенала, о котором она так мечтала, ни грифельной доски. Отец сказал: «Управишься и тем, что есть у Мусы. Коран[1] и грифельную доску будете брать в школу по очереди». Так и учились: один день коран брал Муса, другой — Зейнаб. Но когда коран доставался Мусе, он не мог писать: грифельную доску уносила Зейнаб.
А дома у Мусы появились новые заботы и обязанности — родилась сестренка Хадича, которая перешла на его попечение.
Залиловы жили недалеко от Форштадта — казачьей пригородной слободы на берегу Урала. Как и прежде, мать еще затемно уходила в очередь за хлебом, а возвратившись, отправляла Мусу и Зейнаб в школу. Но часто, не дождавшись ее, ребята уходили в школу голодные.
Мусе пошел двенадцатый год, когда произошла Февральская революция. Как-то на исходе зимы Муса и его брат Ибрагим увидели на улице много людей. Татарские богачи — братья Хусаиновы, золотопромышленник Валиев, меховщик Аюпов ходили во главе демонстрантов к городской управе, ходили вместе с русскими купцами. Разница была только в том, что русские богатеи прицепили себе на поддевки красные банты, а купцы-татары — зеленые.
Дома в тот день отец сказал, что в Петербурге свергли царя, произошла революция, и теперь, может быть, жить станет легче. Но Февральская революция кончилась, а порядки остались старыми.
Октябрьская революция пришла в Оренбург значительно позже, чем в центр России. Казачий атаман Дутов захватил город сразу же, как только узнал, что рабочие и крестьяне свергли в Петрограде власть Временного правительства.
Ранним утром Муса с сестренкой Зейнаб по дороге в школу увидели за мостом на земляной дамбе отряд казаков. А несколько дальше, за спиртоводочным заводом, около афишной тумбы толпилась кучка людей, читая приказ-объявление, напечатанное броскими черными буквами. Муса не утерпел и тоже подошел к тумбе.
Он прочитал приказ до конца, но многого не понял. Под приказом стояла подпись: «Войсковой атаман полковник Дутов». Он объявлял о
