Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Так пишет о том времени Марина Влади, последняя жена Владимира Высоцкого, человек, который прожил с ним более двенадцати последних лет его жизни и которому поэт доверял более чем кому-либо.

Вырвавшись из этого ограниченного высоким забором мирка и попав вновь в Москву, на Большой Каретный, Высоцкий не мог не окунуться с головой в это состояние пьянящей свободы. В той компании он был самым младшим, и, чтобы не чувствовать разницы в возрасте, ему пришлось наравне со взрослыми ребятами и пить, и курить, и ухлестывать за девушками. Да и утрата душевного понимания в семье вынуждает его искать понимания вне стен родного дома.

«Гораздо позже я поняла, — пишет в своей книге Марина Влади, — из-за всего этого — отца, матери, обстановки и уже тогда изгнания — ты начал с тринадцати лет напиваться».

Надо сказать откровенно, что немалое значение (если не первостепенное) в столь раннем приобщении В. Высоцкого к алкоголю играла и унаследованная им от предков болезнь головного мозга. Это неблагополучное генное наследие пришло к В. Высоцкому от родного деда (тетки со стороны матери умерли от туберкулеза). Дед В. Высоцкого — Максим Иванович Серегин — был уроженцем села Огарева Тульской губернии, в 14-летнем возрасте он приехал в Москву на заработки и сначала подносил чемоданы на вокзалах, а позднее устроился швейцаром в гостиницу. Его чрезмерное увлечение алкоголем передалось через поколение внуку.

«Скажу откровенно, я никогда не относился к нему (Высоцкому) с благоговением, — вспоминает Анатолий Утевский, друг Высоцкого с юношеских лет. — Для меня он всегда был тем Володькой, который звал меня Толяном и приходил в наш дом, когда ему заблагорассудится. Он мог позвонить в дверь и рано утром, и поздно вечером, и ночью. Молча усесться в углу комнаты или завалиться спать, тем паче что места в квартире было достаточно. Вспоминая то время, понимаю, он был одинок. Родители, бабушки, друзья, любимые женщины, работа — все это маленькие норки, в которые он на время прятался, а потом «вылезал» и стремительно мчался куда-то, словно хотел убежать от самого себя…»

Высоцкий приехал в Большой Каретный в 1949 году, а первый стакан вина друзья налили ему в 1951-м. О тех временах вспоминает все тот же А. Утевский: «Володька появился в нашем дворе в 1949 году… Разница в возрасте у нас была довольно солидная — четыре года. Но надо отметить, что ни тогда, ни впоследствии «возрастной ценз» нашей дружбе не мешал. Повторюсь: у Володи была удивительная тяга к взрослым и старшим по возрасту. В нашей компании он не был «шестеркой», «мальчиком на подхвате». С ним держались на равных, и он отвечал тем же… Володя в нашей компании имел прозвище «Шваник» (хвостик), поскольку всюду за нами бегал. Но это было не обидное прозвище, а скорее домашнее, ласкательное, как бывает в добрых семьях, где в шутку дают подобные прозвища. Я не помню, чтобы кто-то из нас мог обидеть Володю. Он же не допускал амикошонства, фамильярности и всегда держался с достоинством».

В 1956 году на Большой Каретный в квартиру своей молодой жены Инны Крижевской переехал однокашник А. Утевского по учебе в МГУ Левон Кочарян. Утевский об этом вспоминает так: «Итак, Лева переехал к Инне, на Большой Каретный, в ее трехкомнатную квартиру на четвертом этаже. В то время это было роскошью, большинство москвичей жили в коммуналках, в одной комнате. Дом Кочарянов — гостеприимный, хлебосольный, душевный, можно сказать, открытый для всех — обладал удивительным притяжением. И даже после рождения Олечки вся наша компания продолжала там собираться. Привел я туда и Володю Высоцкого, потом там появились и его самые близкие школьные друзья — Володя Акимов, Игорь Кохановский, Яков Безродный, Аркадий Свидерский».

К моменту знакомства с Левоном Кочаряном Высоцкий уже пять лет как употреблял спиртное. Много интересного об этом могли бы поведать упомянутые А. Утевским школьные друзья Высоцкого, но они этой темы в своих воспоминаниях, впрочем, по вполне понятным причинам, старательно избегают.

Заставший те времена Василий Аксенов вспоминал: «Пьянство вообще-то не особенно возбранялось, если ему предавались здоровые, концентрированные люди в свободное от работы или отпускное время. Напитки были хорошего качества и имелись повсюду, вплоть до простых столовых. Даже глубокой ночью в Охотном ряду можно было набрать и водок, и вин, и закусок в сверкающем чистотою дежурном гастрономе. К началу пятидесятых годов полностью возродились московские рестораны, и все они бывали открыты до 4 часов утра».

В пяти минутах ходьбы от дома № 15, в котором жил В. Высоцкий, в 1-м Колобовском переулке раскинул свои владения построенный еще при последнем российском монархе винный завод. В компании, где проводил свое время В. Высоцкий, вино было естественным атрибутом застолий, таким, как гитара и карты. Не случайно поэтому первые эпиграммы, посвященные лучшим друзьям, Высоцкий называл: «Напившись, ты умрешь под забором» (написана в 1962 году и посвящена Игорю Кохановскому, с которым Высоцкий сидел за одной партой), «Кто с утра сегодня пьян?» (написана в 1962 году и посвящена лидеру компании Левону Кочаряну), «В этом доме большом раньше пьянка была» (написана в 1963 году и посвящена однокурснику Высоцкого по Школе-студии при МХАТ Георгию Епифанцеву, в 1968 году сыгравшему роль Прохора в телефильме «Угрюм-река»).

Артур Макаров позднее вспоминал: «В нашей компании было принято — ну как вам сказать? — выпивать. Сейчас я пью немного, но не только по причине того, что я старше и болезненнее, а по причине того, что редко наступает в тебе такой душевный подъем, такое созвучие души с компанией, когда хочется это делать дольше, поддерживать в себе, дабы беседовать, развлекаться и для этого пить, иногда ночи напролет.

Мы не пили тупо, не пили для того, чтобы пить, не пили для того, чтобы опьянеть. Была нормальная форма общения, подкрепляемая дозами разного рода напитков».

Но как бы романтично ни звучали слова А. Макарова об идейной основе прошлого пития, все же факт остается фактом: именно те шумные застолья приучили Высоцкого к спиртному. Ведь в той компании он и еще Акимов были самыми младшими, и желание подражать, ни в чем не уступать старшим товарищам толкало Высоцкого в объятия спиртного. Даже за вином в ближайшую «Бакалею» на углу Каретного и Садовой бегали именно они, младшие в компании, — Высоцкий и Акимов.

Впервые ощутив в себе приятный хмель, позволивший ему на время забыть о собственных внутренних терзаниях и осознать себя равным среди равных, Высоцкий ощутил легкое влечение к спиртному, которое довольно скоро переросло в стойкую привычку, а затем в болезнь. А в те годы для Высоцкого главным было (и в этом А. Макаров был прав) не напиться, а почувствовать легкий хмель, создать себе, по определению Л. Леви, «искусственный, химический темперамент». И хотя А. Утевский называет Большой Каретный того времени «центром нашей юности, причем нравственно чистым», несмотря на это, юный Высоцкий так и не смог в полной мере избежать соблазнов улицы, соблазнов Лихова переулка с его хулиганскими компаниями, с его почти уголовным миром, где правили всякие Мясо, Бармалеи, Фары, братья Долбецы. Ведь окрестности вокруг Каретных улиц Малюшенка, Косая, Бутырка были буквально нашпигованы подобного рода блатными компаниями.