Дыбенко - Иван Матвеевич Жигалов
Ефим Васильевич Дыбенко говорил, будто приезжий кузнец человек опасный, находится под надзором полиции.
Было Ивану Тихоновичу за пятьдесят, как и большинство новозыбковцев, носил бороду, отличался добродушным нравом, любил детей, и те быстро привязались к нему. Встанут у раскрытых дверей кузницы и кричат:
Кузнец палочки кует,
Алешка песенки поет…
Иван Тихонович угощал ребят семечками, иногда конфетами.
Павел понравился кузнецу, он поощрял дружбу его с Алешкой, рассказывал им удивительные истории о борцах за счастье народное. Его любимым героем был Емельян Пугачев. Часто в воскресенье кузнец усаживал Павла и Алешу рядом и читал вслух роман Г. П. Данилевского «Черный год». «Неверно здесь про пугачевское восстание написано; уж очень господа выглядят добродетельными», — говорил Иван Тихонович. Прочитали они «Капитанскую дочку». Александр Сергеевич Пушкин, по словам кузнеца, правдивее показал Пугачева. «Только зачем Емельяну Ивановичу понадобилось объявить себя царем?»
От кузнеца Павел Дыбенко услышал о расстреле мирной демонстрации рабочих Петербурга 9 января 1905 года.
— Шли рабочие к Зимнему дворцу с иконами, хотели поведать царю о своей горестной жизни, а их встретили пулями.
Однажды Иван Тихонович попросил Павла отнести записку в книжный магазин Федору Георгиевичу Губареву. «Оп даст тебе интересную книжку, мы ее прочитаем». Ходил Павел с поручением к учителю на Дворянскую улицу; вместе с Алешкой расклеивали ночью в городе антиправительственные листовки.
Раскаты грома первой русской революции докатились и до глухих лесных окраин: в 1907 году доведенные до отчаяния крестьяне Новозыбковского и Стародубского уездов поднялись на своих угнетателей — помещиков и деревенских богатеев. Два с лишним месяца сражались повстанческие отряды с царскими войсками и жандармерией. Павел и Алеша помогали держать связь между отдельными группами повстанцев.
Но борьба была неравной. Каратели жестоко подавили восстание, многие деревни сожгли, всех подозрительных арестовывали и бросали в тюрьмы. Четыре месяца сидел в подвале и Дыбенко. Дознание вел приехавший из Минска следователь. На допросах Павел упорно твердил: «Забрали по чистой случайности». Выпустили его за недостаточностью улик.
— Станешь бунтовать — в Сибирь отправим! — пригрозил следователь. — Там живо образумят не только тебя, но все племя социалистов…
Неискушенный в политических делах, Павел только позднее понял, почему следователь расспрашивал о социалистах, когда узнал, что в Новозыбкове жили и работали профессиональные революционеры Михаил Иванович Сычев и Федор Ефтихович Моторов; узнал он и о том, что, когда за границей стали издавать ленинскую «Искру» и «Пролетарий», его родной город стал одним из перевалочных пунктов по их распространению. Доставляемые из-за границы номера газет прятались между штабелями книг книжного магазина Губарева. (К нему Павел ходил по поручению Ивана Тихоновича.) За «литературой» направлялись агенты-распространители ЦК РСДРП. В Новозыбков по поручению В. И. Ленина приезжал М. К. Владимиров, выступал на конспиративной конференции социал-демократов, рассказывал о II съезде РСДРП. Когда в 1904 году был создан Полесский комитет партии большевиков, в Новозыбкове оборудовали подпольную типографию; в городе, писала тогда газета «Вперед», была «блестяще поставлена техника печатной пропаганды».
Выйдя из тюрьмы, Павел направился к Алеше. Поздно вечером пробрался к их маленькому домику, но дверь была забита досками. И где же Иван Тихонович? Если не успел скрыться, значит, в тюрьме. А что с Алешей? Может, и его посадили… С тревожными думами побрел домой.
На работу теперь Павла нигде не брали, занесен в «черный список». Не мог он сидеть на шее родителей, которым и так уж причинил много горя. Когда вернулся после ареста, отец беззлобно сказал: «Ох, Павлуха, укоротишь ты нашу жизнь». Павел уехал к дяде в Новоалександровск Ковенской губернии. За короткое время сменил несколько мест, везде платили так мало, что не хватало даже на пропитание. Устроился на железной дороге грузчиком, работа тяжелая, но заработок приличный.
— Отправляйся-ка, парень, в Ригу, — посоветовал как-то напарник по прозвищу Ерш. — С такой силищей ты богачом станешь. В Рижском порту грузчикам платят чистым золотом.
— Чего сам-то не едешь?
— Здоровьем слаб.
И Павел подался к морю, в неведомую Ригу. Отец выправил паспорт.
— Теперь ты взрослый, попытай счастья, — сказал Ефим Васильевич. — Меня оно не баловало, все стороной обходило. — Советовал не ссориться с начальством. — Правду не сыщешь, за семью замками она схоронена, а в тюрьму опять угодишь. Уж так мир господом богом устроен…
— Бог все о богатых печется, а бедных забывает.
Ефим Васильевич покачал головой.
Мать сшила мешок с лямками, положила в него чистую пару белья, икону Николая-чудотворца, перекрестила и протяжно сказала:
— Чего, Павлуша, не поищешь, того не сыщешь. С богом.
В мае 1908 года девятнадцатилетний Павел Дыбенко отправился искать работу.
До Риги добрался без происшествий… Город поразил своим величием. «Не чета Новозыбкову». Разочаровался, узнав, что порт не на море, а на реке, и уж совсем расстроился, когда отказали в работе. «Вот тебе и платят чистым золотом». Не удалось устроиться на вагоностроительном заводе и других предприятиях. Всюду одно и то же: «Своих бездельников хватает. Возвращайся откуда прибыл».
Деньги, что привез из дому, кончились. Пробивался случайными заработками: подносил вещи к поезду, убирал в магазине пустые ящики… Потеряв надежду найти постоянную работу, решил податься в деревню. «Может, в батраки где возьмут». И счастье улыбнулось. Зашел в одиноко стоявшую у дороги харчевню, смотрит, подвыпивший мужчина приглашает к столу. Сел. Тот молча налил стакан водки, пододвинул сковородку с жареной говядиной.
— Не стесняйся, ешь, пей, парень. Я добрый, — говорил мужчина.
Павел с жадностью смотрел на еду, но к ней не прикасался. Потом решился, но водку пить не стал. На жаркое нажал, сковорода быстро опустела. Половой принес другую, в кипящем сале шипела глазунья. И ее съел. Насытившись, отвалился на спинку стула, слушал «благодетеля». Звали его Крумелем, он купил шесть коров, двух лошадей, просит помочь перегнать их до хутора, куда-то под Либаву.
— Не обижу, парень.
Павел согласился, но об оплате не договаривался. «Добродетель» отказался платить за перегон скота.
— Деньги ты, парень, уже проел, — заявил кулак. — Работай за харчи.
Куда пойдешь с пустым карманом, пришлось согласиться. Через месяц Павел покинул кулацкое
