Рерих - Павел Федорович Беликов
По-особому настраивал и старый изварский дом, с толстыми, будто крепостными, стенами. Большая зала, в ней угловые диваны красного бархата. На стенах картины. Перед одной из них особенно часто задерживался маленький Рерих. На картине были изображены пламенеющие от заходящего солнца высокие горы. Позднее в «Листах дневника» художника об этой картине будет сказано: «…оказалось не что иное, как Канчендэнга! Откуда? Как попала? В книге Ходсона[1] была подобная гравюра. Картина с гравюры или гравюра с картины?» Возможно, что гималайский пейзаж оказался в старинном поместье и не случайно. Во времена Екатерины II неподалеку жил какой-то индусский раджа. Да и самому слову «извара» некоторые приписывали индийское происхождение.
Родители Николая Константиновича часто выезжали с ним, его сестрой Лидией и младшими братьями Борисом и Владимиром из Петербурга. Были поездки к бабушке и дяде в древние города Псков и Остров. Будущего художника рано пленили водные просторы реки Великой, стены древних кремлей, благородные силуэты старинных церквей и, кажется, нигде так не волновали сказки, как в доме бабушки, которые она рассказывала в сумерки, при трепетном мерцании лампад, оживлявшем иконные лики.
Неизгладимо врезалось в память Николая Константиновича путешествие, проделанное в пятилетием возрасте. Выехали из Извары в большой карете, запряженной четверкой. Карета увозила семью в Гапсаль — известный курорт на берегу Балтийского моря. По пути останавливались для осмотра Ивангородской крепости и сурового Германовского замка в Нарве. Поразил и Ревельский вышгород с его башнями, крутыми черепичными крышами домов.
В Гапсале привелось услышать легенду о замурованной когда-то в стене рыцарского замка девушке. С тех пор в осенние лунные ночи показывается она в окне мрачного призамкового храма. Привидение, названное «Белой дамой», ходили смотреть и родители Николая Константиновича. Правда, взрослые толковали что-то о лунных лучах, освещающих через боковое окно внутреннюю стену храма, но для ребенка эти объяснения были туманны и неясны. Ребенку гораздо понятнее был рассказ церковного сторожа о молодом монахе, полюбившем девушку, о коварном настоятеле монастыря, проведавшем об их любви, и трагическом конце возлюбленных — казни монаха и заживо замурованной девушке.
После этого путешествия в суровое средневековье среди детских игрушек стали появляться мечи, копья, латы. То, что они были картонными или деревянными, не мешало проведению доблестных рыцарских турниров.
Читать научился Николай Константинович очень рано. Особенно запомнились сказки с лубочными картинками и рассказы об исторических событиях и героях родной страны. Много радости доставляло посещение детских спектаклей. Увлекали туманные картины «волшебного фонаря». Жизнь не поскупилась дать мальчику все нужное для раннего развития врожденной творческой фантазии.
Беззаботная пора промелькнула незаметно, и в восьмилетием возрасте Рерих перешагнул порог гимназии. «Будет профессором», — сказал ее директор К. И. Май, окинув мальчика оценивающим взглядом. Проницательность старого педагога оправдалась. Уже с гимназических лет у Николая Константиновича стали четко формироваться интересы, нити от которых потянулись к живописи, театру, истории, археологии, путешествиям. В гимназии создавались портреты писателей, программы и эскизы для школьных спектаклей, чертились и раскрашивались карты: «Желтой краской отмечали пески Гоби. Боком мягкого карандаша наносили хребты Алтая, Торба-гатая, Алтын-Тага, Кунь-Луня… Белили ледники Гималайские», — вспоминает художник в «Листах дневника». Опытный педагог К. Май, рассказывая на уроках географии о дальних землях и отважных землепроходцах, возбуждал жажду путешествий, а частые гости в доме Рерихов — востоковеды К. Голстунский и А. Позднеев направляли внимание мальчика к странам Востока.
Когда Николаю Константиновичу исполнилось девять лет, в Извару приехал известный археолог Л. Ивановский для того, чтобы провести в ее окрестностях археологические исследования. Ученому понравился пытливый гимназист, и он стал брать его на раскопки. Тайны древних времен приобрели для Николая Константиновича еще большее обаяние. «Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка», — писал впоследствии художник, вспоминая изварские курганы.
До шестого класса Николай Константинович обучался на немецком языке. В гимназии преподавались также латынь и французский язык.
С детских лет захватил Рериха и театр. Была сооружена игрушечная сцена, для которой покупались вырезные картинки к пьесам «Руслан и Людмила», «Жизнь за царя», «Конек-Горбунок». Но готовые формы недолго устраивали юного режиссера. Вскоре репертуар стал пополняться собственными постановками «Ундины» по Шиллеру, «Аиды», «Айвенго». Вводились световые аффекты, для чего пускались в ход свечи и разноцветная бумага.
Рано проявилась любовь к литературе, особенно к Поэзии. Записывались былины, предания, народные сказы, стихи, которые Рерих цитировал на память даже в самом преклонном возрасте. Целые тетради заполнялись собственными сочинениями. Среди них — «Месть Ольги за смерть Игоря», «Поход Игоря» и пьесы на исторические темы. Очерки, посвященные охоте, публиковались в журналах «Природа и охота» и «Русский охотник». Первые публикации появились, когда Рериху было всего лишь пятнадцать лет.
Несколько старинных монет, подаренных дедом, легли в основу нумизматической коллекции. Для прокладываемого шоссе разбиваются камни — в результате было положено начало большому минералогическому собранию. В имении появился ученый лесовод, и юный Рерих занялся дендрарием.
Нотариальная контора Константина Федоровича Рериха находилась под одной крышей с жилой квартирой во вместительном одноэтажном особняке, по соседству с Академией художеств и университетом. Поэтому среди клиентов Константина Федоровича преобладали ученые, общественные деятели, писатели, деятели искусства. Соответственно складывался и круг семейных знакомств. В гостиной Рерихов можно было встретить историка Н. Костомарова, видного агронома А. Советова, профессора Томского университета Коркунова, петербургских востоковедов. Там раздавался голос Менделеева, увлеченно рассказывавшего о развитии отечественной промышленности, о полетах на воздушном шаре, о своих «средах», которые посещали Крамской, Ярошенко, Мясоедов, Куинджи. «Высшее развитие — в творчестве, — любил повторять Дмитрий Иванович, — если только подражать да потреблять, так не выжить человечеству, как не выжили мамонты».
В 1891 году друг семьи Рерихов художник М. Микешин впервые обратил серьезное внимание на склонности Николая Константиновича к рисованию. С этого времени начались систематические занятия живописью под руководством талантливого учителя. Знакомство с мозаистом И. Кудриным пробудило интерес к мозаичным работам.
Отец будущего художника был известен как опытный юрист и прогрессивный общественный деятель. Константин Федорович принимал участие в подготовке реформы по освобождению крестьян, состоял членом Вольно-экономического общества и Сельскохозяйственного клуба, был инициатором петербургского Общества имени Тараса Шевченко. Однако репутация знающего юриста и дельного нотариуса отнюдь не содействовала росту личного благосостояния Константина Федоровича. Прямой и принципиальный по характеру, щепетильный в денежных вопросах и ярый враг всемогущей взятки, он шагал не в ногу с преуспевающими дельцами.
Занятый устройством чужих дел, Константин Федорович не успевал следить за собственными. В родовом имении Извара распоряжались управляющие, сводившие на нет все попытки наладить там доходное хозяйство. Их «стараниями» была приведена в негодность дорогостоящая осушительная система и сельскохозяйственная техника. Полным провалом кончилась и попытка
