Дмитрий Власов - О Пушкине и не только. Заметки дилетанта
В любом книжном магазине теперь можно найти несколько изданий Пушкина, неплохо оформленных, с умеренной ценой. Тираж…. Преобладает тираж – 4 тыс. экз. Плакать или смеяться? Ведь это те же тиражи пушкинского времени с поправкой на рост населения как раз в четыре раза за это время, при этом число грамотных выросло в 30 раз.
Особый разговор о полных (т.н. академических) Собраниях сочинений Пушкина. Было издание 1936 – 1938 гг. из шести больших томов под ред. М.А.Цявловского. Тут же началось издание 17-томного Полного собрания сочинений, но из-за войны оно растянулось на 1937 – 1959 годы. В 1994 – 1997 годах, к 200-летию Пушкина, оно было повторено практически без изменений, но с двумя дополнительными томами. Тираж первых томов – 50 тыс. экз., последних с письмами и справочных – 10 тыс. Наконец, пришло время (через 70 лет) подготовить и издать действительно новое, самое полное Академическое собрание сочинений, со всеми возможными комментариями, разночтениями и находками. Это будет 20-томное издание. Первый том издан в юбилейном 1999 году, второй том – в 2004. Это действительно колоссальная работа. Но при таком темпе на всё издание потребуется как раз 100 лет! Такая «основательность» не снилась ни Пушкину, ни пушкинистам…
Лучше вернемся к временам 10-миллионных рекордов.
К 1989 году общий тираж изданных пушкинских произведений достиг 400 млн. экз. Впереди в глобальном исчислении были только Библия и Ленин (тогда), не считая нескольких бульварно-детективных «писателей».
Так или иначе, Пушкин писал для нас, и у него есть ответы на многие вызовы нашего времени.
«Ищите и обрящете!»…
Ольга и Ленский – что дальше?
Мой дядя самых честных правил,Когда не в шутку занемог,Он уважать себя заставил…
Кто не знает этих хрестоматийных строк, этого начала нашего великого романа в стихах? И уже это начало напоминает нам, что Пушкин и его «Евгений Онегин» неисчерпаем, каждая строфа, если не строка, при перечитывании открывает и другой, более глубокий, а иногда и совсем другой смысл. С первой строки: что значит «самых честных правил»? Современники Пушкина считали эти слова парафразом строки из басни Крылова «Осёл был самых честных правил», но сейчас эта басня – не из самых известных, и мы слышим (или думаем, что слышим) только прямой смысл пушкинской строки.
Ещё меньше повезло третьей строке. Дело в том, что для меня было, а для многих вполне образованных читателей всё ещё будет открытием, что слова «уважать себя заставил» – это почти то же, что «приказал долго жить» или, по крайней мере, человек не просто болен, а при смерти. Некоторые читатели не согласны, возмущаются даже, все переводы дословно воспроизводят слова «научил, заставил себя уважать», а между тем… многие понятия и выражения русского языка изменили смысл с пушкинских времён, даже имена: «Татьяна» считалось именем простонародным, а вот «Акулина» – благородным (заменявшимся, впрочем, в обиходе более благозвучным «Алина») … Но после этого вступления, показывающего только, что читатель не всегда прав и не всё ещё знает о Пушкине и «Евгении Онегине», отправимся в середину и в конец романа с другим поиском.
Сколько ни читал и ни перечитывал «Евгения Онегина», меня оставляла в некотором недоумении судьба Ольги и посмертная судьба Ленского после дуэли. Очень мало об этом сказано в романе и ничего – в опере. Между тем, накануне дуэли Ленский – поэт напрямую обращается к своей невесте, и последняя ария Ленского уже больше ста лет живёт и волнует нас в великой опере Чайковского:
Забудет мир меня, но тыПридешь ли, дева красоты,Слезу пролить над ранней урной…
И что же? В опере имена Ольги и Ленского исчезают бесследно. В романе же:
Там у ручья в тени густойПоставлен памятник простой.
И в следующей, VII главе:
Там виден камень гробовойВ тени двух сосен устарелых.Пришельцу надпись говорит:«Владимир Ленский здесь лежит,Погибший рано смертью смелых,В такой-то год, в таких-то лет.Покойся, юноша-поэт!»
А Ольга? Где та «слеза над ранней урной»? Конечно, мы не ждём от неё вечной верности, но всё-таки, всё-таки…
Бывало, в поздние досугиСюда ходили две подруги,И на могиле при луне,Обнявшись, плакали оне.Но ныне… памятник унылыйЗабыт. К нему привычный следЗаглох. Венка на ветке нет;
Между тем, ещё раньше, в VI главе, не Ольга, а «горожанка молодая»
…………………….Глазами беглыми читаетПростую надпись – и слезаТуманит нежные глаза.Душа в ней долго поневолеСудьбою Ленского полна;
А дальше обязывающие строчки самого Пушкина:
Со временем отчёт я вамПодробно обо всём отдам.
В отношении Ольги отчёт очень краткий. Вот, наконец, в VII главе целая строфа:
Мой бедный Ленский! изнывая,Не долго плакала она.Увы! Невеста молодаяСвоей печали не верна.Другой увлёк её вниманье,Другой успел её страданьеЛюбовной лестью усыпить,Улан умел её пленить,Улан любим её душою…И вот уж с ним пред алтарёмОна стыдливо под венцомСтоит с поникшей головою,С огнём в потупленных очах,С улыбкой лёгкой на устах.
А дальше – прощание, отъезд, последнее упоминание имени:
И скоро звонкий голос ОлиВ семействе Лариных умолк.Улан, своей невольник доли,Был должен ехать с нею в полк.
Итак, всё сказано, впереди ещё много переживаний главных героев, переживаний читателя с главными героями…
«Я так люблюТатьяну милую мою»…
И всё-таки обидно за Ленского, обидно и за Ольгу, слезу она так и не уронила…
Но вот в чём сила не только чтения, но и перечитывания. Замечаешь, наконец, что эта строфа («мой бедный Ленский») имеет три номера: «VIII – IX – X» – так изредка встречается и в других местах романа, и это – признак того, что были ещё строки и строфы, которые Пушкин, может быть, в окончательной редакции исключил, но не стал менять общую нумерацию строф в каждой главе.
Существуют исследования пушкинистов по всем вариантам и черновикам сочинений Пушкина, но это все-таки специальная литература, её надо искать… Может быть, просто взять «Полное собрание сочинений»?
И вот радость почти исследователя, пусть дилетанта, любителя, но это тоже открытие, пусть сделанное с 101-й раз. Действительно, в черновой рукописи Пушкина есть ещё две строфы, имеющие как раз два «лишних» номера: «VIII и IX». Тот же лёгкий и совершенный пушкинский стих, но строки другие, широкому читателю почти неизвестные:
Но раз осеннею пороюОдна из дев сюда пришла.Казалось – тягостной тоскоюОна встревожена была —Как бы волнуемая страхом,Она в слезах пред милым прахомСтояла, голову склонив —И руки с трепетом сложив.Но тут поспешными шагамиЕё настиг младой улан,Затянут, статен и румян,Красуясь чёрными усами,Нагнув широкие плечаИ гордо шпорами звуча.
Она на воина взглянула.Горел досадой взор его,И побледнев, она вздохнула,Но не сказала ничегоИ молча Ленского невестаОт сиротеющего местаС ним удалилась – и с тех порУж не являлась из-за гор.
Так! равнодушное забвеньеЗа гробом настигает нас.Врагов, друзей, любовниц гласВдруг молкнет. Про одно именьеНаследников сердитый хорЗаводит непристойный спор.
Последние шесть строк из 28 сохранились в следующей, XI строфе, но для этого пришлось исключить другие шесть строк:
По крайней мере из могилыНе вышла в сей печальный деньЕго ревнующая тень —И в поздний час, Гимену милый,Не испугали молодыхСледы явлений гробовых.
Как жаль, что по неведомым причинам Пушкин исключил из окончательной редакции текста эти строки, летящие, как всегда, а по содержанию – «реабилитирующие» в какой-то степени Ольгу.
В довольно давние теперь уже времена, в послевоенном Ленинграде был известный во всех редакциях и издательствах книжник, беседы и встречи с которым кончались всегда одинаково. Прощаясь, он говорил: «Мало читаете, дети мои…». И «молодежи», что двадцати, что шестидесятилетней, нечего было возразить.
Теперь мне хочется сказать вслед за ним:
– Мало читаем, дети мои! Не пора ли перечитать классиков, причём по полным собраниям сочинений.
Нас ждут 30 томов Тургенева, 30 – Достоевского, Толстого – 90 томов. А Пушкина – 10… Начнем с Пушкина?
Рисуй Олениной черты
В Музее личных коллекций в Москве зимой 2005/06 года работала выставка «Парижские находки». Украшением ее оказались несколько миниатюр: портрет Пушкина, портреты его тестя и тещи – молодых, стройных, красивых (и откуда только берутся потом зловредные тещи?). Там же портреты нескольких женщин из ближнего пушкинского круга. Невольно заставляет всматриваться в себя и задумываться портрет женщины, хорошо знакомой по стихам Пушкина, но здесь уже – зрелой, располневшей матроны. Очень трудно найти здесь черты юной красавицы, кружившей голову Пушкину и не только ему. Пушкин знал ее девочкой, после южной и михайловской ссылок – юной, прелестной девушкой, которой он всерьез увлекся, мечтал о браке, и сватался, но получил отказ и от нее, и от родителей.