Козрое Дузи - Дневник художника Козрое Дузи, или Приключения венецианца в России
Наталия Колесова
Козрое Дузи. Автопортрет, миниатюра
Давно уж подумывал я о том, чтобы отправиться в путешествие в Петербург, да и многие друзья советовали мне то же. Но так и оставалось бы это одним добрым намерением, если бы не мое знакомство с господином Фрейгангом,[2] статским советником, послом России в Венеции: он убедил меня решиться на это путешествие, и во многом оно состоялось благодаря его усилиям. Когда великий князь, наследник русского престола,[3] приехал в Венецию, он посетил мою мастерскую и оказал мне честь, отобрав несколько картин; узнав же о моих намерениях, сердечно меня поддержал. К тому моменту, когда я уже окончательно был готов пуститься в путь, у меня было много рекомендательных писем и один заказ на картину на историческую тему, которую я должен был написать в Петербурге для графини Киселевой.[4] Сюжетом для нее я выбрал последние минуты жизни Марии Стюарт.
Кое-какие дела задержали меня в Венеции, к тому же на пороге стояла зима; я решил провести ее в Мюнхене и написать там несколько портретов, заказанных мне двумя годами ранее, и кое-какие картины, которые я мог бы привезти в Великую столицу. Они могли бы охарактеризовать меня точнее, чем те рекомендательные письма, что лежали у меня в кармане.
И вот наконец настал день, которого я так ждал и одновременно так страшился. Я сказал «страшился», потому что мне было грустно думать о расставании с любимой семьей, о расставании, горестном для всех нас, но в то же время дарующем столь много надежд и упований. 30 октября 1839 года я выехал из Венеции, сопровождаемый слезами и сетованиями детей, жены, матери и друзей. Мои дети: Пальмиретта семи с половиной лет и Бартоломео, которому не исполнилось и года, плакали навзрыд, и ничто не могло их успокоить. В полдень я приехал в Местре и оттуда в экипаже двинулся в направлении Мюнхена. В два часа я уже подъезжал к Тревизо. Небо было затянуто тучами, но дождя не было, по пути не случилось никаких происшествий. На ночь устроился на постоялом дворе в Канельяно. На следующий день, в половине пятого утра, выехал в долину Кадоре. У озера Санта Кроче мы сделали остановку, чтобы дать отдохнуть лошадям, и в моем экипаже соорудили навес для защиты от альпийского снега. Я наслаждался чудесным видом озера и гор, на вершинах которых сверкал белизной снег; сквозь тучи пробивалось солнце, и воздух был чист. Вечером приехал в деревушку Тай-ди-Кадоре, где и переночевал. На следующий день доехал до Ампеццо; погода была ужасная, валил снег.
В восемь утра выехал в Инникен, там заночевал; затем доехал до Нидердорфа и Брунека, где сделал остановку. Нанес несколько визитов: среди прочих встретился с кавалером Керном, капитаном округа Постерия; он совсем недавно потерял жену, с которой прожил долгую жизнь. Он попросил, чтобы по приезде в Мюнхен я перевел в литографии ее карандашный портрет (нужно 30 копий), сделанный мною в 1835 году. Из Маулса я выехал в пять утра, проведя ужасную ночь на отвратительной кровати, где мне снились кошмары; дождя не было, но было довольно мрачно, впрочем, вскоре прояснилось, и в Штертинге небо уже совсем прояснилось. Впереди поднимался Бреннеро: не проехали и мили, как земля стала белой от снега; его становилось все больше по мере того, как дорога шла вверх; а достигнув вершины, мы попали в густой туман, обволакивавший яркие горные вершины; мне казалось, что вокруг хаотично вздымаются скалы, но было невозможно различить что-либо определенное.
Гравюра Франсуа Леметра. Вид Инсбрука
В Инсбрук добрались к вечеру, и я заночевал в гостинице «Соле».
На следующий день погода стояла замечательная, и впервые с моего отъезда из Венеции я увидел яркое солнце. Из Инсбрука выехал в Миттенвальд в два часа пополудни; прибыл туда в девять вечера, что не на шутку раздосадовало служащего биржи, который, по всей видимости, уже отдыхал, вместо того чтобы выполнять свои обязанности и ставить визы. В восемь утра выехал в Пантеркирхен, около двух пообедал в Мурау – очень красивом и изящном городке, и переночевал в крепости Вайльхайм. Это было во всех отношениях великолепное путешествие.
Гравюра Франсуа Леметра. Мюнхен, пинакотека
9 ноября. Приехал в Мюнхен в три часа пополудни. Остановился в гостинице «Кроче д’Оро»; сразу же отправился в полицию, чтобы оформить временное проживание; затем прошелся по улицам.
10 ноября. Утром зашел на почту в надежде получить весточку от жены, но писем не было; тогда я написал ей сам, узнав, что почта в Италию уходит во второй половине дня. Посетил Кунстверейн,[5] видел там много неплохих пейзажей, а также прекрасный портрет Штикера. Я тут же встретил и его самого, он пригласил меня в свою мастерскую посмотреть портреты короля и королевы Саксонии и много других картин. Чуть позже, прогуливаясь по городу, я встретил баронессу Дёрнберг,[6] она предложила мне написать портрет одного французского принца, живущего неподалеку от нее. Пообедал у графа Пачинотти и ближе к вечеру начал подыскивать себе жилье; на площади Одеон нашел квартиру по доступной цене: в ней можно и жить и мастерскую оборудовать.
Гравюра Франсуа Леметра. Мюнхен, Кафедральный собор
12 ноября. Сегодня получил заказ на три портрета: французского принца Монморанси,[7] барона и баронессы Дёрнберг, и еще господин Больджано попросил написать ему что-нибудь на историческую или мифологическую тему. Сегодняшний день был самым лучшим из всех, что бывают в это время года. Температура – 8 градусов по Реомюру.[8] Один журналист нашел меня: просит разрешения написать обо мне в немецких газетах.
15 ноября. Сегодня нанес визиты вежливости графу Карлу Рехбергу,[9] графу Таше де ла Пажери, князю Лёвенштейну.[10]
17 ноября. Утром написал письмо жене, обедал у барона Проффа, вечером пошел в театр: давали «Женитьбу Фигаро».
22 ноября. Начал жанровую картину «Разносчица молока в Венеции» за свой счет. Мне по-прежнему грустно вдали от любимой семьи. Погода дождливая, небо затянуто тучами, – от этого становится еще тоскливее. Днем меня навестила г-жа Полин с матерью, они предложили мне билет в ложу Королевского театра на завтрашний спектакль, в котором она будет танцевать. Сегодня впервые видел в Мюнхене снег.
25 ноября. Утром делал наброски к историческим картинам; затем мне позировала баронесса Дёрнберг: голова получилась великолепно. Мой слуга нашел мне изумительную 17-летнюю модель. День стоит прекрасный. Продолжил визиты вежливости: меня чрезвычайно любезно принял министр Франции и вслед за ним – граф Межан; последний обещал мне написать письмо герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому[11] в Петербург. Князь Лёвенштейн заказал мне портрет свояченицы, княгини ди Руан, и обещал, что его жена даст мне рекомендации для баронессы де Грюден, близкой подруги русской царицы.
27 ноября. Утром прогулялся по Английскому парку.[12] Встретил там барона Приули, дворецкого вдовствующей королевы. Поговорив с ним немного, я отправился на прогулку по парку и так там проплутал, что пришел домой в половине одиннадцатого. Днем снова посетил Кунстверейн, впервые увидел образец дагерротипа:[13] вид Мюнхена. Кажется, что видишь город в тумане, в некоторых местах он рассеивается, и там дома видны более отчетливо. Должно быть, снимок выполнен не очень опытным человеком.
Гравюра Франсуа Леметра. Мюнхен, Королевский дворец и театр
2 декабря. Утром немного прогулялся по Английскому парку; потом отправился к барону Дёрнбергу: он мне позировал. Пообедал с ним, баронессой и принцем Монморанси; после обеда мы все вместе направились в Олений сад посмотреть на локомотив, отправляющийся в Аугсбург. Мы ушли вглубь парка, где выпили кофе; ближе к вечеру ожидалось возвращение «адского» поезда. Действительно, иначе и не назовешь эту машину, которая вихрем уносит за собой немыслимое множество вагонов, набитых людьми. Снизу из-под колес вырывается огонь, который из-за бешеной скорости, кажется, стелется прямо по дороге, так что создается впечатление, что вагоны несутся прямо по сверкающему огню, оставляя позади себя длинный шлейф.
Я стоял в двух шагах от рельсов, когда поезд пронесся мимо, и невозможно описать скорость, с которой он промчался перед моими глазами; я видел лишь бесформенную массу, появившуюся и тут же исчезнувшую так быстро, что всякий видящий это впервые не может не испытать чувство ужаса. И невозможно рассмотреть людей, сидящих в вагонах, только светлые пятна мелькают в окнах: вероятно, платья и вуали дам. Вечером ходил на великолепнейший концерт в Королевском Одеоне; там был весь двор, играли очень талантливые пианисты: исполнялись отрывки из Моцарта и Бетховена.
