Рой Дженкинс - Франклин Делано Рузвельт
Джеймса Рузвельта, отца Франклина, описывают как «высокого человека с бакенбардами, похожими на бараньи отбивные, который редко появлялся без хлыста. Он разводил рысаков и создал знаменитое стадо Олдернейской породы крупного рогатого скота, который скрещивал с коровами Джерсейской и Гернсейской пород. Каждый год он отправлялся на лечение на воды в Германию, ездил охотиться в По во французских Пиренеях, стрелял куропаток в Шотландии и, как настоящий глава общины, был среди тех, кто решал, кого допускать в нью — йоркское высшее общество, а кого нет. В политической жизни он не участвовал, считая это занятие недостойным джентльмена, но, выполняя долг эсквайра, участвовал в добровольной пожарной команде, был церковным старостой и членом приходского управления, а еще председательствовал на городских собраниях Гайд — Парка. Как президент небольшой железнодорожной компании он имел право ездить в личном вагоне… в любую часть страны».
Он и люди его круга жили в Нью — Йорке только поздней осенью, остальное же время предпочитали проводить в своих поместьях на берегу Гудзона, наезжая в город раз или два в неделю, чтобы проверить, как обстоят дела с их немалыми, но в основном унаследованными капиталами. Однако же, они не слишком напрягались, чтобы эти капиталы приумножить.
Рузвельты из Ойстер — Бей были, скорее, важными людьми Лонг — Айленд — Саунд, а не долины Гудзона, но они тоже были членами громадного клана Рузвельтов и ощущали связь не только с двумя его ветвями, но и с множеством других старых семейств Нью — Йорка. Они употребляли обороты «кузен Х» и «кузина Y» так, как никогда не пришло бы в голову старым британским кланам Кавендишей и Спенсеров, Сесилов и Стенли. Когда Элеонора Рузвельт в 1903 году обручилась с ФДР, то в письме к Саре Рузвельт — своей будущей свекрови — она неизменно обращалась к той: «кузина Салли». Такая практика напоминает анекдот об армянской семье, у которой столь давние корни, что деву Марию они зовут «кузиной Мэри».
На каком‑то этапе две ветви клана разделились по своим политическим воззрениям. Рузвельты из Ойстер — Бей были республиканцами, по крайней мере, со времен Гражданской войны. Отец Теодора Рузвельта откупился от службы в федеральной армии Севера, и в этом можно усмотреть глубокую иронию, поскольку его сын занял впоследствии крайние патриотические позиции. Бескомпромиссные республиканские убеждения ойстербейских Рузвельтов были, однако, типичными для их окружения в конце девятнадцатого века.
Гораздо удивительнее то, что Рузвельты из Гайд — Парка были демократами. Отец Франклина Рузвельта поддерживал Гровера Кливленда — ньюйоркца с правыми взглядами, единственного в истории страны, кто избирался президентом дважды с перерывом между сроками. Джеймс Рузвельт стал демократом, потому что его отец был демократом, а он не любил изменять семейным традициям. Но относился он к Демократической партии примерно так же, как старые виги [5] относились к британской Либеральной партии до ее раскола в 1886 году, когда Гладстоун вынес в Парламент на голосование вопрос по гомрулю [6].
Казалось бы, Рузвельты из Гайд — Парка должны были отличаться более консервативными политическими воззрениями, чем их родственники из Ойстер — Бей. Ведь они жили в заточении сельской местности на своем утесе в долине Гудзона более чем за сотню километров вверх по течению реки от Нью — Йорка и лишь время от времени наведывались в свою резиденцию на Манхэттене и, значит, были в гораздо большей мере изолированы от жизни голосующего главным образом за Демократическую партию «Большого яблока» — и географически, и по степени участия в городской жизни, — нежели их кузены из более близкой к мегаполису части Лонг — Айленда. Эти политические симпатии свидетельствуют скорее об отсутствии четкой идеологической позиции у американских политических партий того времени, нежели о каком‑либо подозрении на социально — экономические разногласия между двумя ветвями клана Рузвельтов. И дело не в том, что тогдашняя политическая жизнь Америки была скучной. Первая дюжина лет двадцатого века, завершившаяся президентскими выборами 1912 года, была наиболее любопытным периодом времени между президентскими сроками Линкольна и второго Рузвельта. Но интерес этот больше все же вызывали конфликты внутри и вокруг отдельно взятых партий, нежели прямые сшибки между республиканцами и демократами.
Показательный пример этого — отношения Франклина Рузвельта со своим дальним родственником, а позднее еще и дядей жены, Теодором. Оба они были движимы во многом одними и теми же побуждениями. Более того, в юности Франклин даже завидовал родственникам из Ойстер — Бей: там царила более бурная атмосфера, нежели в Гайд — Парке. В Сагамор — Хилле — так называлось поместье Рузвельтов в Ойстер — Бей — бурлила кипучая жизнь. В 1898 году у Теодора Рузвельта было шестеро детей от одного до четырнадцати лет, и когда отец бывал дома, все они неустанно занимались физическими упражнениями, играли в спортивные игры и, наверное, веселились и дурачились. Кроме того, там периодически жили многочисленные двоюродные братья и сестры, племянники и племянницы, в том числе Элеонора, которая родилась в 1884–м. По сравнению с ними Франклин Рузвельт в Спрингвуде (почти забытое сегодня название усадьбы в Гайд — Парке) жил одиноко и едва ли не замкнуто.
Когда он родился — 30 января 1882 года, — его отцу было пятьдесят три. Его единственному — сводному — брату Рози Рузвельту было двадцать семь, и он жил не с ними. Мать, урожденная Сара Делано, происходила из рода еще более именитого, чем Рузвельты. Она была властной и авторитарной, но при этом заботливой и нежной, и роль главы семьи сохраняла за собой вплоть до 1941 года — девятого года пребывания Франклина Рузвельта на посту президента Соединенных Штатов. Несмотря на то, что у родителей Сары Делано было девять детей, ее доля в отцовском наследстве составила более миллиона долларов — огромные деньги в девятнадцатом веке. Отец Сары, Уоррен Делано, бросил как‑то о муже дочери, Джеймсе Рузвельте, отце ФДР, который был столь же почтенным аристократом, как и он, восхитительную в своей снисходительности фразу: Джеймс был «первым, кто дал мне понять, что демократ может быть джентльменом». И все же Сара не могла заменить сыну друзей, он мечтал общаться со сверстниками своего круга. И поэтому, когда Франклина позвали отпраздновать 4 июля [7] в Сагамор — Хилл, он, несмотря на некоторое сопротивление родителей, решительно это приглашение принял, а когда оказался там, то обнаружил, что от компании он в полном восторге.
Кроме того, что Теодор Рузвельт никогда не ходил в школу, а занимался с частными преподавателями до самого своего поступления в Гарвард в 1876 году, в жизни двух Рузвельтов было на редкость много и других параллелей — только с интервалом в двадцать три года. Франклин тоже получал домашнее образование, и только в пятнадцать лет его отправили в Гротон, в закрытую привилегированную школу, основанную десятью годами ранее преподобным Эндикотом Пибоди. Школа эта создавалась с претензией на то, что станет американской копией Итона, хотя атмосферой больше напоминала Челтнем или Мальборо. И в учебе оба Рузвельта не слишком отличались. Правда, Теодор, несмотря на свой бойскаутский нрав, все же учился несколько лучше; особенно ему нравилась история. Теодор оказался успешнее и по линии студенческих клубов: его приняли в самый респектабельный клуб Гарварда — «Порцеллиан», тогда как Франклин вынужден был довольствоваться членством в клубе рангом пониже — «Флай клаб». Впрочем, то, что Франклину не удалось вступить в «Порцеллиан», можно считать везением: члены клуба, носившие эмблему — амулет — золотую свинку, в основном плели разнообразные интриги. Зато он отличился в студенческие годы гораздо более интересным способом — стал президентом (по сути, редактором) гарвардской студенческой газеты Crimson.
И Теодор, и Франклин лишились отцов, когда учились на первом курсе университета. Теодор пережил утрату тяжелее, но последствия были ощутимее для Франклина: рано овдовевшая Сара Рузвельт переехала в Бостон, чтобы быть поближе к единственному сыну, окружив его материнской заботой и надзором.
После окончания Гарварда сходство жизненного пути двух Рузвельтов проявляется еще сильнее. Теодор Рузвельт, став в двадцать три года членом законодательной ассамблеи штата Нью — Йорк, а затем с треском провалившись на выборах мэра Нью — Йорка в 1886 году, зализывал раны, вначале сделавшись в Вашингтоне уполномоченным по делам государственной службы при президенте Бенджамине Гаррисоне, а затем — шефом полиции города Нью — Йорка (более заметная для публики должность). В 1897 году он был назначен заместителем военно — морского министра в администрации президента Мак — Кинли, но вскоре отказался от должности, чтобы непосредственно участвовать в разразившейся войне с Испанией. На Кубе полковник Теодор Рузвельт водил свой добровольческий кавалерийский отряд «Лихие всадники» в кавалерийскую атаку в сражении за высоту Сан — Хуан [8] и обрел, таким образом, славу национального героя.
