Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Левая оппозиция не связывает себе рук воспоминаниями о вчерашнем дне и старыми кондуитными списками[824]. Ничего не забывая, она открывает пути к будущему.

Как быстро развернутся ближайшие события, мы отсюда, издалека, предсказывать не будем. Да вряд ли и вблизи возможны такие предсказания. Они вообще чрезвычайно затруднены, если не исключены самым характером кризиса, который политически все больше принимает форму открытого конфликта между бюрократией и тем классом, который ее выдвинул.

Не будем сейчас гадать, какой из вариантов более вероятен и более близок. На одних гаданиях, как бы они ни были сами по себе обоснованны, нельзя построить политику. Нужно иметь в виду разные тактические варианты.

Верно, что лозунг «долой Сталина» сейчас очень популярен не только в партии, но и далеко за ее пределами. В этом можно видеть выгоду лозунга, но в этом же, несомненно, и его опасность. Принимать покровительственную окраску, политически растворяться во всеобщем недовольстве сталинским режимом мы не можем, не хотим и не должны.

1932 г.

Письмо А. де Монзи[825]

Господин министр!

Со слов моего друга Анри Молинье я достаточно хорошо осведомлен о той исключительной настойчивости, которую вы столь любезно проявили в вопросе о предоставлении мне транзитной визы. Для меня не было также тайной ваше внимание к Раковскому, с которым я связан годами неразрывной дружбы[826]. Инцидент в Марселе не мог, разумеется, ослабить моих чувств благодарности лично по отношению к вам. Но, если позволено мне будет это сказать, не покушаясь на принципы министерской солидарности, я никак не мог и не могу распространить мои чувства /благодарности/[827] на того из ваших коллег, который ведал в те дни полицией. Не скрою от вас, что я откладывал писание этого письма до падения министерства Эррио, предпочитая благодарить министра в отставке. Но дальнейший опыт убедил меня, что министерство падает, а министр национального воспитания остается. Принося свою благодарность активному министру, я искренно извиняюсь за запоздание.

Инцидент в Марселе я ни прямо, ни косвенно не могу поставить себе в вину. Предоставление мне транзитной визы не означает предоставления французской полиции права третировать меня как арестанта. /Разумеется/[828], сам по себе этот эпизод слишком незначителен, чтобы на нем останавливаться. Но я очень жалел бы, если бы у вас осталось впечатление, будто я косвенно злоупотребил вашим любезным содействием. Позвольте поэтому изложить /всю/[829] суть в нескольких словах.

Измерив емкость гостеприимства Дании, мы с женой стремились[830] в кратчайший срок вернуться на Принкипо. В Дюнкирхене мне сообщили, что ближайший пароход из Марселя на Стамбул отходит только через неделю и что на этот срок мои друзья, по соглашению с парижскими властями и марсельской префектурой, приготовили для меня и членов моей семьи помещение в окрестностях Марселя. Я принял это, как принимают неизбежное. На вокзале в Марселе мне было неожиданно заявлено, что, вопреки предположениям, имеется пароход на Стамбул, отходящий на следующий день, и что моя жена и я должны немедленно погрузиться в этот пароход. Несмотря на то что я оставил двух секретарей в Париже для закупки книг и наведения справок в национальной библиотеке; несмотря на то что я успел пригласить[831] из Берлина в Марсель профессора Зенгера для переговоров о моих немецких изданиях, я не возражал марсельским властям ни одним словом. Хотя можно было ждать [от властей][832] лучшего знакомства с расписанием пароходов, я принял новое распоряжение[833] как неизбежное. Только после того как нас проводили в[834] каюту, мы узнали, что нас без предупреждения поместили на чисто грузовое судно, которое не имеет ни одного пассажира, останавливается в портах от 3 до 5 дней, лишено самых элементарных удобств, днем и ночью производит со страшным шумом погрузку и разгрузку и требует 15 дней вместо шести для совершения пути до Стамбула. Я никак не мог рисковать[835] здоровьем своей жены и своим собственным, только чтобы молча подчиниться произвольному, ничем не вызванному акту полицейских[836] властей. Вот что, господин министр, побудило меня покинуть пароход и заявить протест специальному комиссару с предупреждением, что погрузить на это судно[837] мою жену и меня можно будет не иначе, как с применением физической силы. Эпизод разрешился благодаря быстрому согласию итальянского правительства[838] предоставить мне транзитную визу.

Об этом инциденте я тогда же телеграфировал министру-президенту господину Эррио, который во время своего визита ко мне в Москве с шутливой любезностью справлялся при расставании, когда я предполагаю отдать ему визит в Париже.

Прошу вас не видеть во всем изложенном и намека на жалобу. Мне приходилось в жизни наталкиваться на более крупные осложнения, которые оставляли в памяти только иронический след.

Примите еще раз, господин министр, запоздалое выражение моей благодарности и выражение[839] наиболее изысканных чувств.

[Конец 1932 г.]

Примечания

1

Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923–1927 / Редактор-составитель Ю.Г. Фельштинский. Benson, Vermont: Chalidze Publications, 1988. Т. 1–4; Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923–1927 / Редактор-составитель Ю.Г. Фельштинский. М.: Терра, 1990. Т. 1–4.

2

Архив Троцкого. Харьков: Око, 1999, 2001. Т. 1–2. Тома 3 и 4 включают документы второй половины 1928 г.

3

Trotsky’s Notebooks, 1933–1935. Writings on Lenin, Dialectics, and Evolutionism. New York: Columbia University Press, 1986; Троцкий Л. Портреты революционеров. М.: Московский рабочий, 1991; Он же. Дневники и письма. М.: Изд-во гуманитарной лит-ры, 1994; Троцкий Л.Д. Преступления Сталина. М.: Изд-во гуманитарной лит-ры, 1994; Троцкий Л. Письма из ссылки, 1928. М.: Изд-во гуманитарной лит-ры, 1995; Он же. Сталин: В 2 кн. М.: Эксмо, 2011. Т. 1–3.

4

См.: Фельштинский Ю., Чернявский Г. Через века и страны: Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины ХХ века. М.: Центрполиграф, 2012. С. 324–326.