О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский
И ещё одна актуальная, трепещущая тема: проституция. Публикация в «Крокодиле» «Чума любви». Из объяснительной записки: «Я спросила у фирмача, что он подарит за любовь. Он сказал, что зонтик. Я возразила, что этого мало…»
4 апреля
Сегодня бы Андрею было 55 лет… Не дожил… Хлынула о нём волна публикаций. То молчание, ярлык «не наш», то великий режиссёр, создавал шедевры… В этом посмертном признании Тарковского есть что-то пугающе-противное и постыдное. И разве Андрей один? А судьба Вампилова, Шукшина?.. Сейчас поднимают на щит ушедших недавно Фёдора Абрамова и Бориса Слуцкого… Старая история: мёртвые очень удобные персоны – ничего не скажут, ничего не возразят. Их можно, как бант, приколоть к новому платью… У Слуцкого есть замечательные строки о своём прошлом:
Я в ваших хороводах отплясал.
Я в ваших водоёмах откупался.
Наверно, полужизнью откупался
За то, что в это дело я влезал.
Я был в игре. Теперь я вне игры.
Теперь я ваши разгадал кроссворды.
Я требую раскола и развода
И права удирать в тартарары.
Я тоже был в «игре». И я из неё вышел. Или выхожу… А вот и Ольга Берггольц (публикация в журнале «Знамя»):
На собранье целый день сидела –
То голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
А ещё в журнале Георгий Иванов, «Ночевала тучка золотая» Приставкина… В «Неве» записки Лидии Гинзбург. Вспоминала Евгения Шварца, который говорил в Ленклубе за обедом:
– Есть всё-таки в жизни тихие радости. Вчера, например, что-то попало в глаз. Потом, когда оно вышло, полчаса испытывал такое облегчение!.. Сегодня опять-таки подавился…
11 апреля
Не успеваю читать всё, что выходит. Пока успел одолеть роман Дудинцева «Белые одежды» и присланный мне из Воронежа сборник Евгения Замятина (свой Замятин дома – конец свет!). В «Новом мире» эссе Набокова о Гоголе. В «Книжном обозрении» – Хармс. «…Домой Андрей Андреевич пришёл очень злой и сразу лёг спать, но долго не мог заснуть, а когда заснул, то увидел сон: будто он потерял зубную щётку и чистит зубы каким-то подсвечником». И в том же обозрении Новелла Матвеева жалуется на работу издательств, на «закулисное движение», «кулуарные связи». И спрашивает, почему её заявка на книгу «Избранное» пролежала в «Худлите» 20 лет: «Пусть мне ответят на эти вопросы, связанные с моим творчеством, и не драматическим шёпотом, а вслух». Бедная Новелла. Я как бы чувствую, что в издательства ходить бесполезно: не издадут…
Решил без согласия главного аккредитоваться на ХХ съезд ВЛКСМ. Фото делал у Чистых прудов у старого еврея Абрама Евсеевича.
– Вы ещё молодой человек, – сказал он.
– Какой молодой? Собираюсь на пенсию.
– А что вы будете делать – со скуки умрёте?
– Какая скука: есть цветы, книги, земля…
– Земля? Сколько можно её копать?..
19 апреля
15-го двинул в Кремль, во Дворец съездов. Разумеется, много молодёжи: шум, гам, свет юпитеров, съёмки, интервью, тут же поют, танцуют… а ты уже старый, не танцуешь и не поёшь, а только наблюдаешь за юным разливом сил и чувств, – немного обидно. Молодёжь не умолкает и скандирует: «Ленин, партия, комсомол!» С некоторым любопытством прослушал доклад Мироненко, во время которого к Горбачёву и Лигачёву всё время подносили какие-то бумаги (срочные сообщения?)… 17-го ещё немного посидел на съезде, а потом устроил «круглый стол» с делегатами-кооператорами, и материал с ходу пошёл в номер. Да, в Кремле на съезде столы ломились от яств, а в магазинах по-прежнему пусто. Да ещё постоянный рост цен, как отметил Рубинов в «ЛГ», изобретён «вечный двигающийся механизм повышения цен, которые всегда идут в гору…». Интересный «круглый стол» по Би-би-си (не чета моему!), его участники (Лешек Колаковский, проф. Восленский, Александр Янов и другие) пытались спрогнозировать будущее России: либерализация – это хорошо, но по-прежнему хозяином положения остаётся номенклатура. И в неприкосновенности сохраняется становой хребет системы – КГБ.
И ещё: день рождения Архиповой отмечали в ресторане «Новоарбатский». Всё было так себе. Новинка: выступление варьете на западный манер – девочки меняли одежды, задирали ноги и крутили «нижним бюстом». Не очень профессионально, но, наверное, учатся – и всё впереди… Хохмочка: я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано… Из рассказа Татьяны Толстой про взрослого дебила Алексея Петровича, который живёт под прикрытием Мамочки: «Женщины – очень страшно. Зачем они – неясно, но очень беспокойно. Мимо идут – пахнут так… и у них – Ноги…» Хороший рассказик выдала Толстая!
Зачем я всё это собираю? Коплю информацию – историческую, социальную, художественную… Цитаты, отрывки, стихи, пассажи, какие-то удивительные факты… К примеру: средневековый рыцарь с доспехами и оружием весил около 225 кг, и его нёс на себе конь.
В метро акселерат старушке: «Вы выходите или выползаете? Я выхожу за три секунды…»
1 мая
Ще рассказывала, как ей накануне праздника жаловался зам. директора института К.:
– Три дня!.. Ненавижу праздники! Не знаешь, чем заняться… Ну, а что твой будет делать? Строить будет?
– У нас нет ни дачи, ни участка.
– Значит, под машиной будет лежать?
– У нас нет машины.
– А что же тогда он будет делать?
– Будет работать: писать…
– А разве это работа?..
Для меня работа: прочитать, разобрать, написать… Гласность навалилась на меня и погребла под ворохом публикаций… Сгинула эра парадности, лжи, фальши. Ушла немота. Раскрылись уста, – и оказалось, что в стране много интересно мыслящих людей, как глубоко они всё понимают, как нестандартно мыслят, как страстно говорят. А где они были до этого? Сидели на кухнях и пыхтели?.. Как кто-то написал: «Сморщенное лицо страха глядит из всех наших форм ограничений и принуждения – разнообразных инструкций, правил, методов, положений и приказов…» Да, и если говорить честно, то я порой не смел писать в дневнике то, что думаю на самом деле, оставаясь в плену самоцензуры. Память о том, как чекисты листали мои записи, не выветрилась и не стёрлась…
В последнее время прочитано: Маканин «Один и одна», Тендряков «Покушение на миражи», Каледин «Смиренное кладбище», ну и куча статей.
9 мая
Перестраивается не только печать, но и радио. Прежде кондовые тексты пытаются очеловечить, утеплить, – все очень не приводит к многочисленным ошибкам и оговоркам: «парижане, простите,