Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина
Подобными шагами генсек поддерживал среди советской интеллигенции, зарубежных журналистов репутацию «просвещенного консерватора» или «либерального чекиста». Но никто об Андропове не говорил как о реформаторе. В ряде своих выступлений и действий генеральный секретарь дал ясно понять: он за «продуманное совершенствование» системы управления народным хозяйством, экономикой, однако не видит никакой необходимости в политических реформах. Ибо сегодня в основных чертах развитого социализма, говорил Андропов, «мир узнает ленинские мечты, воплощаемые в живую действительность»{886}. В ленинской политике, по мысли генсека, ничего не нужно менять, ее можно только совершенствовать. Но это – глубоко разрушительная мысль.
Здесь генезис грядущего поражения. Ведь еще Фридрих Ницше заметил: боязнь перемен – «та узкая дверь, через которую всего охотнее заблуждение пробирается к истине»{887}.
Незадолго до отлета Андропова из Крыма состояние его резко ухудшилось. Как полагает академик Е. Чазов, лечивший на протяжении ряда лет главных руководителей страны, начиная с Брежнева, причиной того стала небольшая прогулка в парке. Легко одетый больной, устав, присел отдохнуть на гранитной скамейке в тени деревьев и не заметил переохлаждения организма. Скоро Андропов почувствовал сильный озноб. «Когда рано утром вместе с нашим известным хирургом В.Д. Федоровым мы осмотрели Андропова, то увидели распространяющуюся флегмону, которая требовала оперативного вмешательства… Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала… Состояние постепенно ухудшалось, нарастала слабость, он опять перестал ходить, но рана так и не заживала… Андропов начал понимать, что ему не выйти из этого состояния…»{888}
Академик Чазов, видимо, прав: генсек «начал понимать, что ему не выйти из этого состояния». Но Андропов не написал ничего в политбюро, чтобы его освободили от колоссального груза ответственности. Не в большевистских это было традициях. Андропов в сложившемся положении, когда уже не мог ездить в Кремль, бывать на заседаниях высшего партийного синклита, стал использовать своеобразную форму руководства. Он подсказывал идеи своим помощникам, референтам, а те готовили аналитические записки для политбюро. Особенно много делали его помощники А.А. Александров, В.В. Шарапов.
Эти послания, подписанные Андроповым, обязательно обсуждались на политбюро, по ним принимались постановления, которые включались в планы работы ЦК. Некоторые записки переадресовывались всей партии.
Создавалось впечатление, что генсек на посту, работает, руководит гигантским государственным и партийным кораблем. Да и сами члены политбюро не очень много знали о реальном состоянии своего лидера. Регулярно у Андропова бывали только Устинов, Чебриков, иногда Черненко и Громыко. Даже «наверху» создавали впечатление, что «генсек поправляется», на очередном пленуме «сам будет делать доклад», а на торжественном заседании, посвященном очередной годовщине Октябрьской революции, «обязательно будет».
А тем временем из Кунцевской клиники, где больному генсеку оборудовали целый отсек для лечения и работы, шли записки Андропова. Он и раньше, будучи председателем КГБ, нередко собственноручно писал Брежневу аналитические письма, которые затем перепечатывались и передавались лично генеральному секретарю. Например, 8 января 1976 года Андропов написал «дорогому Леониду Ильичу» записку на 18 страницах. Брежнев расписался на документе и сразу же «законсервировал» ее в «Особую папку». Теперь Андропов отправлял из больницы записки своим «соратникам» по политбюро. В августе 1983 года, когда он еще появлялся в Кремле, члены высшего партийного синклита обсуждали его жесткую записку о «евроракетах», необходимость инициирования более активного аитиракетного движения в Европе. По его рекомендации был принят специальный календарный план работы по противодействию американским военным планам{889}.
Через несколько дней в политбюро поступает новая записка, теперь уже о ракетной ситуации на Востоке. Андропов предлагает попытаться привлечь к антиракетному делу и Китай. На этой основе, полагает автор записки, можно оздоровить советско-китайские отношения{890}. И вновь составляется «календарный план» мер и шагов по инициированию антиамериканских, антимилитаристских действий.
Едва обосновавшись в Крыму после прилета туда в сентябре, Андропов одобряет подготовленную помощниками записку для политбюро о долговременной программе мелиорации земель{891}. Генсек, весьма дилетантски, поверхностно знавший тонкости промышленного и сельскохозяйственного производства (столько лет занимался только «чекистской» деятельностью), доверяет помощникам, экспертам, готовящим для него предложения по различным специальным вопросам.
Почти в это же время он подписывает очередную записку о положении на Ближнем Востоке и нашей более осмотрительной политике в этом регионе{892}. Речь идет не о попытках нормализации ситуации в этом взрывоопасном районе, а о стремлении избежать прямого участия в возможном военном конфликте. Мысль Андропова от глобальных проблем ракетного противостояния с Соединенными Штатами возвращается к домашним, хозяйственным проблемам, затем вновь к вопросам международным, но уже локального значения.
Я упоминал раньше о записке Андропова от 12 октября 1983 года об осторожных попытках кое-что изменить (далеко не существенное) в предстоящих выборах (без выбора!) в высшие государственные органы власти страны. При обсуждении записки особенно активными были Черненко и Горбачев. Черненко, председательствующий на заседании, как настоящий высокопоставленный чиновник, увидел, пожалуй, главное лишь в том, что в течение года с жалобами в приемной ЦК КПСС побывало 15 тысяч человек, а в Президиуме Верховного Совета – более 20 тысяч. Значит, на местах плохо работают… Предложил образовать еще одну комиссию (председателем Комиссии законодательных предположений Верховного Совета был назначен Горбачев) для проработки предложений Андропова. Все, как всегда, загонялось в обычное прокрустово ложе бюрократических схем и привычек.
Горбачев поддержал мнение, высказанное в записке генсека, о необходимости корректировки «должностного принципа» при выдвижении кандидатов в депутаты, принятии неотложных мер по активизации работы Советов{893}.
При чтении документов складывалось впечатление, что «соратники» Андропова «добросовестно, целиком и полностью» одобряли его предложения, но благовидно спускали их вниз по знакомой до боли бюрократической лестнице (новые планы, новые комиссии, новые заседания, новые заклинания о необходимости «углубления», «улучшения», «совершенствования» работы и т. д.).