Майк Тайсон - Беспощадная истина
К этому времени Кики уже встает. Когда я вижу, как она берет обоих моих детей и покидает дом, у меня всякий раз возникает опасение, что они больше никогда не вернутся. Сейчас это мой самый большой страх. Когда она уходит, я прихожу в ужас. Мне очень жаль, когда я остаюсь дома один. Раньше мне нравилось быть в одиночестве, но это было до того, как у меня по-настоящему появилась семья. У меня сейчас и мыслей никаких не возникает сделать что-либо неблаговидное. Мне больше не хочется попадать в тюрьму. Вся моя работа сейчас заключается в том, чтобы просто заботиться о своей семье и пытаться помогать людям, которым повезло меньше, чем нам. Не могу поверить, что я стал таким.
Из-за того, что я насмотрелся в своей жизни на разные ужасные вещи, я стал чрезвычайно осторожен. Я всегда велю своей жене запирать двери, все время быть начеку, присматривать за прислугой. Я рассказал ей, как однажды я гостил у своих друзей, а затем уехал, а потом узнал, что несколько часов спустя всех в этом доме убили. У меня в памяти хранятся такие вот жуткие истории. Моя жена считает меня совершенно ненормальным. Такого, как я, еще не было. Если к нам домой приходит кто-то из чужих, я всякий раз начинаю соображать: «Кто этот парень? Кто привел его сюда?» После того как он уходит, я могу попросить ее достать шалфей и очистить энергетику дома. В прежние времена для меня вполне допустимым было прийти в чужой дом и положить на него глаз. После моего ухода в этот дом вваливались вооруженные бандиты и приказывали: «Всем лечь!» Вот какие раньше для меня существовали принципы и нормы.
Когда Кики с детьми уходит, у меня достаточно времени для того, чтобы подумать. И я думаю о том, какое странное у меня было детство, оно почти целиком зависело от моей матери. Как же я смог выбраться из этого ничтожного, жалкого мирка? Как такой мальчишка, как я, смог вырваться из Браунсвилла и стать чемпионом мира в тяжелом весе? Перелистывая страницы истории бокса, можно убедиться в том, что единственное, что меня объединяло с большинством чемпионов, – это была наша бедность. Джек Демпси был, блин, безработным, перебивающимся случайными заработками. Я пытался опереться на этот факт, чтобы придать смысл своему повествованию, но у меня это не получилось. Как же я встретился с Бобби Стюартом, который познакомил меня с Касом? Как же Кас смог вложить в меня столько детской восторженности и энтузиазма? Как же у меня хватило духа сказать себе: «А давай сделаем это»? Откуда взялся этот настрой? Оттого, что я хотел следовать своим героям, когда был молод? А затем я уже перестал мыслить себя без бокса.
Кас всем рассказывал, что молния ударила в него два раза и у него будет новый чемпион в тяжелом весе. Но мне тогда было всего тринадцать лет. Когда он впервые увидел меня, я еще не провел в своей жизни ни одного любительского боя.
Как он мог знать, что, когда он умрет, я стану таким парнем? Он никогда не видел воочию, чтобы я намеренно причинял кому-то вред. Он никогда не видел воочию, как с каждым разом растет на ринге моя уверенность в себе и чувство превосходства. Хотел бы я знать, что бы подумал о том, кем я стал. Он был жестким парнем. Он мог сказать о каком-нибудь боксере: «У этого парня кишка тонка. Оставь его там подыхать». Кас считал, что на ринге тебе следует умереть на щите, но ни в коем случае не сдаваться. Теперь, однако, я понимаю, что нет ничего важнее самой жизни. Ни кубок, ни чемпионский пояс, ни слава – ничто не сопоставимо с жизнью и людьми, которых ты любишь. Я привык быть первым в своей готовности с честью умереть на ринге. Но теперь с этим покончено. Это игра для простаков. И я был, очевидно, самым большим простаком, который когда-либо играл в нее.
Я знал, что являюсь чемпионом мира, еще до того, как завоевал чемпионский пояс. Он просто подтвердил этот факт. Но во мне жила еще другая сущность Майка Тайсона, с которой я никак не мог справиться. Я не мог понять, блин, что же это за чувак. Перед всеми представал такой классный парень, весь из себя суперчемпион, а кем я был на самом деле, так и оставалось скрыто от посторонних глаз. Можно было подумать, что я относился к числу наиболее разыскиваемых опасных преступников США. Инспекторы по надзору за условно осужденными желали иметь подробные отчеты о том, где я находился в каждый конкретный момент времени. Все по-настоящему боялись меня. Я был таким милым прелестным ребенком, но имел имидж злобного, жестокого существа. Это возбуждало и отравляло. Мне всегда хотелось показать людям, что никого и ничего не боюсь, и здесь я перегибал палку. Я считал, что должен быть крутым и злобным, поскольку Кас пестовал такой образ мышления. «Исключительный» было его любимым словом. Я был исключительным боксером.
Если бы Кас был сейчас рядом, он бы сказал: «Майк, тебе следует драться. Или ты спятил?» Но я ни минуты не жалею о том, как все сложилось. Все великие боксеры: Рэй Робинсон, Питер Джексон, Джо Ганс, Тони Канцонери[364] – все они умерли под забором или же на склоне лет работали вышибалой в какой-нибудь забытой богом гостинице. Они были настолько увлечены боксом, что никогда не думали о завершении своей спортивной карьеры. Но, как бы потом ни сложилось, это стоило того, чтобы быть чемпионом. Я был бы готов на любые испытания и любые унижения, лишь бы прожить всего один год как Майк Тайсон, как настоящий чемпион. В самом деле, черт побери!
Не хочу, чтобы все это прозвучало так, будто бы я совершенный отшельник. Я все-таки выхожу из дома и делаю какие-то дела за его пределами. Когда мы писали эту книгу, мы вместе с Ратсо[365], моим соавтором, пошли на четвертый поединок между Пакьяо[366] и Маркесом[367]. Посещение вместе со мной этого поединка являлось одним из лотов аукциона моего первого мероприятия по сбору средств в рамках фонда Mike Tyson Cares. Победителями были двое очень приятных молодых мексиканцев, которые сидели вместе со мной и Ратсо. Это было также первое после выборов появление на публике Митта Ромни[368]. Мы с Ратсо не поверили своим глазам, когда увидели, как он со своей женой спускался к своему месту на первых рядах.
– Эй, Митт, у нас сорок семь процентов! – прокричал я ему. На меня, должно быть, повлияло пребывание в одном доме с либеральной женщиной, которая смотрит кабельный телеканал MSNBC круглосуточно без выходных дней.
– Митт, ты немного опоздал с ухаживаниями за мексиканскими избирателями, – добавил я еще. Публика в зале состояла в основном из мексиканских поклонников Маркеса. Сам поединок был просто отличным. Это был один из тех вечеров, которые напоминают о том, каким может быть большой бокс.
Месяцем ранее мы с Кики и Ратсо пошли в гостинично-развлекательный комплекс MGM Grand на концерт Барбары Стрейзанд. Барбара мне всегда нравилась. В молодости я прочитал, что ее самолюбие могло бы затмить самолюбие Эла Джолсона[369]. Меня всегда привлекали люди с большим самолюбием, потому что Кас говорил, что люди могут стать лучше, думая о себе как об идеале. Они всегда будут стремиться быть таким идеалом. Я познакомился с Барбарой, когда она пришла ко мне в раздевалку после моего поединка с Ларри Холмсом. Она была как раз той, кого бы я и назвал «суперзвездой». Она очень душевная, и я говорю это не с расовой точки зрения. Она своим пением доставляет настоящее наслаждение. Таким, как она, завидуют и пытаются как-то задеть их, потому что невозможно выплеснуть столько энергии, выказать столько любви, заставить так откликнуться сердца других, как это может сделать Барбара.
