Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели
Часто нам приходится изобретать нечто оригинальное, чтобы решить проблему. Тогда я применяю «метод Моравского», который меня поразил еще в институте (кажется, я уже писал, как мы, технические «негры», проектировали машину конденсаторной сварки, которую потом организаторы представили на Сталинскую премию). Нам теперь не до премий, быть бы живу…
Но метод сам по себе – хорош. Обрисовав задачу в целом, поручаю решить ее 3–4 конструкторам одновременно, не заглядывая друг к другу через плечо. Спустя несколько часов каждый защищает свой вариант и подвергается жесткой перекрестной критике. Из сочетаний удачных частных решений и получается приемлемый гибрид. Этот теленочек еще только родился и слабо стоит на дрожащих ножках. Тогда мой народ начинает его улучшать, дорабатывать, – пока он не вырастет во взрослого свирепого быка…
Так были изобретены, например, барабаны для тяжелых кабелей: заземления, питающего и сварочного. На маленьком пространстве у нас разместилось около 400 (!) метров толстых кабелей, причем, они легко разматывались, сматывались и стопорились, обеспечивая надежные контакты на токи в сотни ампер. Чтобы выполнить противоречивые требования, мы изобретаем: металлоконструкции фургона, его «хитрые» двери и крепления к прицепу, электрические щиты, верстак, печи для сушки электродов и многое другое. Впервые для защиты сварщиков при работе в особо опасных местах мы на каждый из 4-х постов ставим электронные тиристорные автоматы собственной конструкции, снижающие напряжение холостого хода до безопасных 12 вольт. На серийных источниках сварочного тока таких автоматов еще нет…
Неожиданно проблема возникает на ровном месте. В машине есть все для питания любого электроинструмента и выносного освещения: напряжение 12 и 36 вольт, трехфазное – 220 вольт и 36 вольт 200 герц. Согласно ПУЭ – для каждого напряжения мы ставим на щиток по три розетки разной конструкции, чтобы даже пьяному нельзя было подключиться к «чужому» напряжению. Чтобы «вписать» щиток в нужное место, долго его «вылизываем» и «ужимаем». Иду к Корякину, чтобы подписать чертеж: заводу он срочно нужен для работы. Вдруг Корякин отодвигает чертеж.
– Зачем тебе так много розеток? У тебя дома, что в каждом углу по розетке?
В нашем с ним общем доме, стройкой которого руководил Корякин, действительно по одной розетке на комнату. Было по одной…
– Владимир Иванович, сейчас у меня в каждом углу каждой комнаты стоит по 4 розетки, и то мне не хватает иногда! А здесь сложные трехфазные розетки – их всегда мало!
– Хватит по одной, – упрямится Корякин и возвращает чертеж без подписи.
Спорить с ним – время терять. Возвращаюсь, подписываю чертеж сам и отдаю в работу. С тех пор все чертежи выходят только за подписями конструктора и моей. Никаких проблем: налаживать машину перед выпуском с завода, комплектовать и подписывать документацию – все равно мне…
Я люблю всех своих молодых конструкторов. Их мозги еще не скованы традициями. Ребята стремительно, прямо на глазах, растут. За очень короткое время они проходят путь от студентов, наспех списывающих домашнее задание, – до конструкторов, чьи идеи и решения скоро воплотятся в металле. Они заняты настоящим делом, и им интересно…
Абстрактные рассуждения, как всегда – неуместные. Сложная техническая идея, изложенная «на пальцах», останется абстракцией, нерожденным дитём, пока ее не превратят сначала в четкие и понятные чертежи, эскизы или схемы. Только по ним другие смогут выточить, отфрезеровать, собрать в металле эту самую идею. «Нарисовать» дитё-идею должен Конструктор, согласовав возможность ее изготовления с Технологом. Если для «изготовления» настоящих детей Бог придумал «стандартную», внешне – простую программу, то для создания «технических детей» Конструктор и Технолог должны эту программу создавать каждый раз заново. Именно от качества их работы зависит трудоемкость изготовления, работоспособность, внешний вид и характер рождающегося технического «дитяти». Их неудачные дети рождаются трудно, живут мало, никому не принося радости…
Побывав в разных «шкурах» – рабочего, инженера, конструктора и технолога, – хочу отдать пальму первенства Конструктору: он – всегда Главный у истоков новой техники. Если Конструктор сработает плохо, то, рожденное усилиями многих, дитя тоже будет плохим…
В работе конструктора, изобретателя, как мне кажется, есть три основные трудности. Первая – главная – это умственная «колея». Уже что-то придумано – тобой или другими. Оно не очень удачно и не совсем то, что надо. И вот ты начинаешь улучшать, подгонять что-то маленькими кусочками, не в силах вырваться из «колеи» основной идеи. К сожалению, именно в такую «колею» попадают очень хорошие специалисты. Им труднее всего вырваться из плена привычных, давно проверенных истин и догм. Известен такой анекдот с глубоким смыслом. Все грамотные знают, что Это сделать нельзя. Однако находится дилетант, который ничего не знает. Именно он приходит и делает то, что стает новым шагом. В жизни ценные и совершенно фантастические озарения приходят очень редко, – даже у матерых дилетантов. Поэтому для решения нормальных технических проблем, очень хорошо работать все-таки знающим хотя бы азы своего дела специалистам, но работать тандемом, триумвиратом, квартетом и т. д., когда один подвергает сомнению решения другого и предлагает свое. Впрочем, хорошему критику достаточно просто увидеть недостатки чужих решений и четко их сформулировать. Существует куча анекдотов и даже жестких решений руководства о курилках, где якобы убивают рабочее время конструкторы. Я всегда считал, что именно здесь рождаются те дрожжи, на которых всходит тесто конструкторских решений. Треп о бабах и футболе, конечно, должен играть вспомогательную роль приправы к гарниру, а не сам гарнир…
Второй опасностью конструктора я бы назвал «режим автоколебаний». Есть два (или более) решения. В каждом есть преимущества и недостатки. Каким путем пойти? Начинается период мучительных и бесплодных метаний. А быстротечное время не ждет… Бывало, Владимир Ильич говаривал: «Любая политика лучше политики колебаний». Известен такой факт. В КБ Королева проектировали луноход для первой высадки на Луну. Мнения конструкторов разделились: часть из них, начитавшись романов А. Кларка, считала, что Луна покрыта глубоким слоем пыли, другие, – что Луна каменистая. Высокая наука тоже увязла в теоретических спорах и не могла сказать ни «да», ни «нет». Движитель лунохода нельзя было проектировать. Время уходило. Тогда С. П. Королев взял «руль на себя» и на документах написал: «Луна – твердая» и подписался. После этого все завертелось… В условиях жестокого цейтнота, неполной информации и отсутствия других возможностей, приходится принимать решения – рискованные, но единственно возможные, чтобы выполнить задачу – в тех условиях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});