Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн
5. Прыжок к свободе
«Прыжок к свободе» — так этот эпизод называется в автобиографии Нуреева, и под этим или схожими названиями он стал известен во всем мире. Во многих исторических обзорах и биографиях он передан по этому источнику. Между тем источник субъективен и очень ограничен. Нуреев многого не знал и кое-что путает. Так он перепутал даже день, когда это происходило в Парижском аэропорту Ле Бурже. Автобиография указывает 17 июня 1961 г. Понятно, Нуреев родился 17 марта, ехал в Ленинград 17 августа, поступил в училище 17-летним. «Будучи суеверным, не могу не чувствовать, что есть какой-то скрытый смысл в повторении в моей жизни важных событий именно 17-го числа…» (Нуреев 1998: 92). Вот у него в памяти важное событие и сдвинулось с 16-го на 17-е, хотя достаточно было взять газеты того времени, чтобы убедиться: 16-го! Не совсем точно рисует Нуреев и свое поведение в те решающие часы. Он был куда более повергнут в панику и истерику. А о том, что делали другие, включая руководство труппы и кагебешников, он просто не знал и строил догадки, часто неверные.
Его не должны были взять на гастроли в Париж в 1961 г.: молод, недисциплинирован, не комсомолец. Но французы выразили пожелание видеть не пожилых Сергеева и Дудинскую, а новое поколение, из молодых же Нуреев был наиболее зажигателен для публики. Он стал козырной картой в колоде, и его в последний момент вставили в список выступающих — как премьера, в ролях Сергеева! С самого начала в Париже Нуреев затеял контакт с французами. На улице он медленно, словно кошка, подобрался к французским артистам и на хромом английском объяснил, что ему не очень-то разрешается разговаривать с ними, но он хотел бы знать, что они думают о Кировской труппе. Те пригласили его пойти с ними, но на это уж точно потребовалось разрешение начальства. Французы обратились к Сергееву и Дудинской (они возглавляли труппу как «консультанты»), и тем ничего не оставалось, как разрешить.
Р. Нуреев. 1960 г.
Нуреев взял с собой Соловьева, а при расставании намекнул французам, что хотел бы продолжить контакты. Так и повелось. Французы каждый вечер таскали его по Парижу, а когда он возвращался, его встречал зам. директора театра Стрижевский и шипел: «Как вы смели возвратиться после положенного часа!» Рудольф, окинув его ненавидящим взглядом, шел к себе в номер. Стрижевский был тем самым замом, который тогда состоял при каждом крупном директоре для политического наблюдения за кадрами. На деле он был капитаном КГБ. При нем был еще один агент от местной резидентуры.
Но на сцене Нуреев имел бешеный успех. Критики говорили, что такой рев публики они слышали только на бое быков. «Фигаро» писала о Нурееве как о «бриллианте в короне» Кировского театра. После дебюта Нуреев познакомился с дочерью богатого аргентинца и чилийки Кларой Сент, невестой сына французского министра Андре Мальро. Они стали проводить время вместе, и для Клары это было утешение, потому что в это время погиб ее жених.
Стрижевский донес в Москву, что Нуреев «установил тесные связи с политически подозрительными личностями».
Соловьев, деливший в течение пяти недель один номер с Рудольфом, очень боялся, что такое поведение Рудольфа отразится на них обоих. Вскоре в их номере разгорелся какой-то скандал. Послышались крики, и Соловьев вытолкнул Нуреева в коридор. Артисты говорили между собой, что скандал получился из-за массажа, во время которого Нуреев стал якобы приставать к Соловьеву. Сам Нуреев гораздо позже на вопрос своей бывшей одноклассницы Чернышевой, приставал ли он к Соловьеву, ответил: «Ну, конечно. У него такая прелестная попка». Жена Соловьева Татьяна Легат впоследствии рассказывала: муж «был так ошеломлен приставанием Рудика, что ударил его по лицу». Подозревали, что Соловьев нажаловался кагебешникам в Париже. Сам он под шофе признавался в этом той же Чернышевой (Солуэй 2000: 190–192). Стюарт подозревает, что этот эпизод и послужил основанием для решения отправить Нуреева домой. Однако решение было принято раньше, а в донесении главы КГБ «железного Шурика» Шелепина в ЦК о бегстве Нуреева нет ни слова об этом эпизоде. По-видимому, КГБ придерживался своих принципов не выдавать источник информации, — тем более что Соловьев теперь заменил Нуреева в ранге премьера на гастролях. Единственный намек на то, что КГБ ассоциирует Нуреева с гомосексуальностью была фраза в донесении Шелепина, что Нуреев «установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты» (Там же, 176).
Уже 1 июня Стрижевский и резидент КГБ из советского посольства в Париже сообщили в Москву, что поведение Нуреева становится нетерпимым, и его лучше немедленно отправить домой. ЦК срочно созвал совещание, на которое вызвали ленинградского первого секретаря. Через два дня в Париж ушел приказ: отозвать Нуреева. Этот приказ ошеломил Сергеева и его приближенных: Рудольф только что получил престижную премию Нижинского, и публика шла смотреть именно его. Сергеев, ссылаясь на мнение посольства, сообщил в Москву, что Нуреев стал вести себя лучше, что он своими успехами содействует престижу страны, и с отзывом лучше повременить. 6-го Москва, однако, повторила отзыв. Сергеев опять ослушался, играя с огнем. Нуреев считал его инициатором гонений, тогда как Сергеев отстаивал его, сколько мог. Третья, категорическая, директива Москвы пришла 14-го, за два дня до отлета труппы в Лондон. Пришлось подчиниться. Решено было 16-го, в день отлета, отправить Нуреева в Москву, причем Стрижевский должен был доставить его лично.
Когда вещи Нуреева уже погрузили вместе со всеми в самолет на Лондон, его отвел в сторону Сергеев. «Рудик, ты не едешь с нами сейчас, — сказал он. — Хрущев хочет, чтобы ты прибыл в Москву и танцевал на специальном концерте в Кремле». Он объяснил, что Нуреев должен остаться и через два часа на ТУ улететь в Москву, а потом присоединиться к остальным в Лондоне. Рудольф побелел. Он все понял и бросился к своим французским друзьям. Прося помощи, он плакал
