Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14 - Сергей Владимирович Волков
Как я уже сказал, около станицы Гривенской мы вышли на Протоку, рукав, впадающий в Азовское море. В этом месте он имеет вид полноводной реки, правда не особенно широкой. По дороге вдоль нее и пошли наши отступающие войска. Это был единственный в этом месте узкий проход к Азовскому морю, с обеих сторон которого простирались непроходимые плавни. Для нас это было очень удачно. Это гарантировало от неожиданного нападения большевиков со стороны, а также облегчало защиту этого прохода с небольшим количеством войск и не давало возможности красным использовать численный перевес в войсках и вооружении.
Расстояние от станицы Гривенской до моря, думаю, было верст тридцать – тридцать пять. Обоз наш двигался довольно медленно, с большими остановками. Все время ехать на повозке было тоскливо и скучно, поэтому я часто шел пешком. У берега реки я нашел кем-то брошенную маленькую плоскодонную лодку-душегубку. Вычерпал из нее воду, раздобыл подходящую доску, которую применил как весло, и поплыл довольно быстро вниз по течению. Стало веселее и интереснее. В моей душегубке я обогнал наш обоз, и через час или два за одним из поворотов увидел долгожданное море, правильней сказать, довольно широкое, занесенное песком устье Протоки.
Хотя время близилось к вечеру, солнце еще ярко светило, ветра не было и море было спокойное. Настроение у меня было хорошее, и я не стесняясь (ведь никого вокруг не было) во весь голос пел, вернее, горланил песни. Вдали на песчаных отмелях были видны какие-то темные пятна, которые меня заинтересовали. Я подплыл ближе. Моего радостного настроения как не бывало. Это были человеческие трупы, принесенные сюда водой. Результат боев вдоль берегов Протоки. Они были распухшие, уже обезображенные разложением. От них шел ужасный запах. Кто – белый, кто – красный, разобрать было трудно. В полном смысле – жуткая братская могила и тех и других. Смерть всех обезобразила и всех уравняла. Такого зрелища я никак не ожидал, ведь за несколько минут до этого все было прекрасно, мне было так весело, что я совсем забыл о войне. Солнце начало садиться, надвигались сумерки. Я повернул лодку и быстро, как будто за мной кто-то гнался, поплыл обратно.
С левой стороны Протоки находится большая песчаная коса. На ней и расположились табором наши войска и обозы в ожидании пароходов, которые должны были забрать их обратно в Крым. Несмотря на понесенные войсками большие потери и наше поражение, здесь собралось народу больше, чем с нами приехало из Крыма. Тут были и повстанцы из камышей, и казаки, присоединившиеся к нам в занятых нами станицах, и пленные красноармейцы. Численно нас стало больше, мы распухли; но не думаю, что от этого мы стали сильнее. Этот прирост, конечно, не мог возместить потерю многих старых, верных белому делу добровольцев, нашедших в этот раз свою могилу на Кубани.
Неожиданное скопление такого большого количества людей в пустынной, отрезанной от населенных пунктов местности поставило вопрос пропитания, особенно в первые дни, довольно остро. Пришлось сесть на голодный паек. В первый день нам выдали по четверти фунта муки, перемешанной с отрубями, и ничего больше. Из нее кто варил галушки, кто делал лепешки. К счастью, о крыше не приходилось заботиться – стояли теплые летние ночи.
В прежнее время в устье Протоки находились богатейшие рыбные промыслы, а также рыбный завод, принадлежавший Кубанскому казачьему войску. Здесь производилась знаменитая ачуевская икра, засаливалась разных сортов рыба, коптились балыки. Недалеко от устья была небольшая пристань для выгрузки рыбы, амбары, солельни и небольшой поселок. Мы с одним офицером на моей душегубке это обследовали.
Все выглядело запущенным и брошенным; жителей, как я вспоминаю, мы там не встречали. Возможно, они куда-нибудь попрятались и от греха подальше ушли в камыши. В одном из сараев мы нашли старый дырявый невод, что натолкнуло нас на мысль: не заняться ли нам рыбной ловлей? В реке, как видно, было много рыбы, их стаи все время проплывали мимо нашего челнока. Мы кое-как починили невод, позвали на помощь еще нескольких человек, закинули невод и потащили его вдоль берега реки. Результат превзошел все наши ожидания. Чтобы отвезти наш улов в расположение полка, пришлось идти за подводой. Такой же улов был и на следующий день. Главным образом попадались огромные сомы таких размеров, о существовании которых я даже не предполагал. Мы рыбу и варили, и пекли в золе. Без хлеба и в таком количестве она нам скоро опротивела, но все-таки она наполняла наши желудки и голодать нам не пришлось.
В рыбачьем поселке Ачуеве была небольшая церковь, которой, к сожалению, тогда никто из нас не заинтересовался. Позднее, уже за границей, я где-то читал, что эта церковь старая, интересной архитектуры, расписанная каким-то неизвестным, но замечательным художником. Когда-то здесь, недалеко от Ачуева, богатый купец, застигнутый бурей, потерпел крушение. Он дал обет в случае спасения построить церковь. Его корабль выбросило на берег недалеко от устья Протоки, и купец и его люди спаслись. Тут он и построил церковь, не поскупившись на ее украшение.
Около Ачуева нас, отступивших сюда, собралось, как я уже упоминал, больше, чем прибыло вначале. Как потом говорили, около двадцати тысяч человек. Была построена временная пристань, и, когда пришли пароходы, началась погрузка, продолжавшаяся четыре или пять дней. Грузили все, ничего не оставляя: лошадей, повозки, артиллерию, отбитые у большевиков броневики. Руководить эвакуацией войск прилетел начальник штаба генерала Врангеля генерал Шатилов. Был полный порядок, и паники не было. Первыми грузились кубанские конные полки. Нашему полку и юнкерам было поручено прикрывать посадку, то есть задерживать большевиков у узких проходов около Протоки и не пропустить их к морю. Грузиться наш полк должен был одним из последних.
Большевики, стараясь прорвать оборону, вели непрерывное наступление. Наш полк, отражая атаки, и здесь нес большие потери. В этих боях особенно отличился капитан Осипенко со своей ротой, за что и был, первым в нашем полку, награжден орденом Николая Чудотворца.
В старое время для таких случаев существовал офицерский Георгиевский крест. Он присуждался особой Георгиевской думой, и награждение им утверждалось самим Государем. По статуту ордена никто другой на это не был правомочен. Поэтому во время Гражданской войны на Юге России офицерским Георгиевским крестом никого не награждали. И вот,
