Зарождение добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков
Уже выходя через боковой выход, я заметил Веру. Она пересекла коридор слева от нас с тазом в руках. Выйдя на воздух, мы оба почувствовали большую разницу атмосферы там и тут и еще раз пожалели наших бедных раненых, не преминув ругнуть кого следует и пообещать «еще показать им».
После «военного совета» решили двинуться на другой «фронт» – за Балабановской рощей, откуда были слышны, правда, очень далекие, но редкие выстрелы. Было уже после полудня, хотелось есть. Но ведь «нашим там тяжелее. Мы домой вернемся, а они – Бог весть». Надели коньки и через боковые ворота, что выходили в степь, покатили, пересекая площадь, мимо кладбища. Пересекли дорогу перед Балабановской рощей, что вела на окраинах Нахичевани на Кизитеринку, дальше – на Аксай и влево – на станицу Александровскую.
Сейчас вот вспомнил: выкатившись с территории Николаевской больницы, мы увидели у боковых ворот в ряд стоявшие повозки, двуколки. Вдоль кирпичного высокого забора был навес – частью дощатый, частью брезентовый. Под ним стояли лошади, покрытые попонами, старыми одеялами, бурками, жевали в торбах свой паек. На сложенных кирпичах что-то варилось в котле. Ходили казаки, солдаты в серых шинелях с погонами. Это была часть обоза, на котором вывозили раненых 9 февраля. Часть раненых осталась в больнице под присмотром местного персонала… на съедение троглодитам XX века. Я видел только часть того, что с ними сделали. Ну, об этом как-нибудь в другой раз.
Углубившись в рощу, мы покатились по гладкой снежной дороге, что вела на Армянский монастырь и дальше, кажется, на Малые Салы. Бежали между деревьев, украшенных снегом, звенящими сосульками, между причудливых, ветром уложенных сугробов – в царстве зимнего пейзажа. По дороге важно расхаживали вороны. При нашем приближении стаями с карканьем тяжело взлетали и, покружившись черными пятнами, садились на деревья. Под их тяжестью снег сыпался с веток, создавая впечатление висящих кружев. Где-то далеко тяжелыми выдохами ухали орудия. Со стороны станицы Гниловской была слышна пулеметная стрельба. Впереди нас было тихо. О чем мы с Митей тогда переговаривались – всего не помню. Помню только, что его отец был врач, был на Германском фронте и вот до сих пор не вернулся.
Мой папа был болен тифом, так что у обоих в этом отношении было неблагополучно. Митя был старше меня на один год и уже был влюблен в гимназистку, жившую в их доме, – намного старше его. К его неудовольствию, там появились юнкера, молодые офицеры – все приятели ее старшего брата. Я тайно вздыхал по предмету своего обожания – Аничке Чубариной. Эти секреты мы доверяли друг другу и, конечно, обсуждали вопросы войны, в которой мы рассчитывали участвовать в недалеком будущем.
Роща стала редеть. Впереди уже редкие деревья, а дальше степь с редкими перелесками, оврагами; справа, недалеко от дороги, знакомый домик. Там жила семья смотрителя этого района рощи, некоего Муха. Его два сына были одноклассниками Мити, и здесь мы бывали часто.
На неогороженном дворе мы увидали нескольких оседланных лошадей. Из-за угла сарая вышел солдат с винтовкой в руке, но, видно распознав нашу молодость, вскинул ее на ремень. Мы было замедлили ход, но, увидев на его плечах погоны, свернули прямо к домику. Солдат оказался совсем молоденький юнкер, небольшого роста. Улыбаясь, он спросил, куда мы держим наш путь. Мы откозыряли, поздоровались. Рассказали, что ищем своих, называя имена и фамилии. Все так же мило улыбаясь, он попросил нас зайти в домик к начальнику разъезда. Мы сняли коньки, вошли, постучавши в дверь.
В знакомой комнате у стола сидел тоже очень молодой капитан, около – другой офицер, кажется поручик. Два юнкера сидели около плиты, на которой стояли две консервные банки и с шумом грелся чайник. Было слегка накурено. В комнате было холодно. В плите трещали дрова. Видно, плиту недавно растопили.
Вежливо поздоровавшись, приложив руки к козырькам фуражек, мы представились. Офицер, смеясь и шутя с нами, пригласил нас сесть. Помню, сказал: «Ну, раз гимназисты, значит, не большевики. Чем можем вам помочь, ребятки?»
Мы опять наперебой рассказали, где были, и кого видели, и, конечно, опять имена и фамилии наших, и что дом этот мы знаем. А вот куда Мухи делись – это для нас загадка. Совсем недавно они были здесь.
Наш рассказ их всех, видимо, развеселил. Поручик рассмеялся, говоря: «Ваши мухи, видно, улетели куда-то». Капитан добавил: «Мы вот пообедаем чем Бог послал и тоже полетим из этого уютного домика». А нам сказал: «Своих» искать не надо. Фронт большой у нас. Большевики наседают, но наша армия их отбивает». За своих пусть ваши дома не беспокоятся. Вот станет тише, и они сами появятся, а вы, ребятки, посидите с нами, отдохните и жарьте домой, а то скоро стемнеет. А нам надо службу нести дальше».
Юнкер поставил на стол две подогретые банки мясных консервов, вкусно пахнувших, появился хлеб, кусок сала, заварили чай. Пригласили нас покушать с ними, но мы энергично стали отказываться, даже убедительно наврали, что совсем недавно мы очень сытно пообедали.
Не помню, как долго мы там были – полчаса или час – ио чем говорили, пока они «обедали». Помню только, что с незатейливой едой они справились быстро. Помню, как один юнкер встал из-за стола и, обращаясь ко всем, сказал «спасибо». Взял винтовку и вышел во двор. Помню, как вошел встретивший нас. Войдя, стал смирно у дверей, с винтовкой у ноги. Капитан пригласил его
