Гёте. Жизнь как произведение искусства - Рюдигер Сафрански
В письмах первого мариенбадского лета больше говорится о камнях, чем о дамах. В доме на Фрауэнплан пока не видят причин для беспокойства, когда в одном из писем Августу Гёте пишет: «Передавай приветы жене и детям, а также Ульрике, если она сейчас рядом. По случайному стечению обстоятельств здесь в доме тоже есть одна очень славная Ульрика, так что я волей-неволей все время вспоминаю о нашей»[1647].
«Славная Ульрика» в доме Брёсигке – это высокая, стройная, красивая девушка, обучавшаяся в страсбургском пансионе, а лето проводившая с матерью и сестрами здесь, в Мариенбаде. Она читала Вольтера, но фамилия Гёте до сих пор была ей незнакома. Теперь, разумеется, она узнает про его славу. В Мариенбад Гёте присылают несколько экземпляров только что вышедших из печати «Годов странствий». Ульрика начинает читать роман, поначалу без особого интереса и с ощущением того, что этой истории предшествовала другая, ей неизвестная. Она спрашивает об этом у Гёте, и тот рассказывает ей кое-что из «Годов учения», но дает понять, что эта книга о жизни бродячих актеров и художников – неподходящее чтение для юной барышни, в отличие от «Годов странствий», где нет ничего предосудительного. Безусловно, так оно и есть, однако Ульрика бросает роман, предпочитая чтению прогулки и балы по вечерам. Согласно дневниковым записям, Гёте тоже бывал на балах в большом зале дома Брёсигке – этим летом пока довольно редко, а со следующего года все чаще и чаще.
По сравнению с будничной жизнью в доме на Фрауэнплан, где не всегда царит хорошее настроение, эти летние недели в Мариенбаде наполнены солнцем, светом и веселым, легким общением – и прохладой в тени молодого деревца. В письмах к сыну многое умалчивается, но, безусловно, чувствуется радостный настрой Гёте. «Жизнь моя здесь очень проста: с утра пью в постели, раз в три дня принимаю ванны, вечером пью у источника, обедаю в обществе, и так изо дня в день. Вино тоже наконец привезли»[1648]. В доме Брёсигке не было недостатка в вине, однако Гёте хотел познакомить хозяев со своими любимыми сортами. Гёте и Ульрику часто видят вместе, и по городу начинают ползти слухи. Один из гостей курорта писал летом 1822 года: «Вечера он проводит по большей части в обществе семьи Леветцов, и кажется, особенно благодаря старшей девице, Ульрике фон Леветцов, которая развлекает его или пением, или шутливой болтовней, хотя бы на несколько мгновений забывает те невзгоды, что ему пришлось претерпеть в первом своем неудачном браке со своей бывшей экономкой, известной под фамилией Вульпиус»[1649].
В это второе лето в Мариенбаде в обществе Ульрике он и в самом деле уже не чувствует себя дедушкой. Он понимает, что влюбился. Именно этим летом появляется четверостишие:
От себя бежать хотел бы,
Но моя стезя
Вновь ведет меня упрямо,
Куда мне нельзя!
Это стихотворение Гёте мимоходом набросал на исписанном листке бумаги – так же, как и следующие строки:
Невыносимы страдания!
Что исцелит мою душу,
Где свернулось змеею раненой
Горе – и жалит, и душит?[1650]
Отъезд и прощание в это второе лето дались Гёте нелегко, настолько сильными были его чувства к Ульрике. «Сей день не знает, что таит, // Прощание ввергает в ужас»[1651]. По пути домой он останавливается в Эгере и пишет в альбом композитору Томашеку стихотворение «Диалог несчастных влюбленных сразу после расставания». Позже оно было озаглавлено «Эоловы арфы» – по названию популярных среди романтиков музыкальных инструментов, которые устанавливались попарно в парках и, настроенные в унисон, при дуновении ветра издавали чарующие звуки.
«Пора, – сказал себе. – Простись…»
Без слез я думал обойтись,
Но сердце робости полно,
Чело печально и темно,
Душа пуста, и в ней простор
Слезам, туманящим мой взор…
Была разлука холодна,
Я плачу… Плачет ли она?[1652]
«Романа не было», – напишет Ульрика годы спустя. Несоразмерность чувств ощущается и в стихотворении: сердце девушки не разрывается от горя, о чем свидетельствует ее «спокойное “Прощай”» и «безмятежность». У девушки легко на сердце, у влюбленного мужчины – Гёте – тяжело. Вся эта история и собственные чувства этим вторым летом в Мариенбаде приводят его в огромное волнение. Он с радостью ждет следующего лета, но боится мрачных зимних месяцев в большом доме на Фрауэнплан: «Ночь не сулит мне ничего, // Дни тянутся в тоске невыносимой»[1653].
Для Гёте начинаются и в самом деле мрачные дни. В середине февраля 1823 года он заболевает и вновь оказывается между жизнью и смертью. Возможно, это был инфаркт. Временами он терял сознание. Сильные боли внизу живота приковали его к креслу, в котором он сидел днем и ночью. Верный друг канцлер Мюллер регулярно посещал Гёте во время болезни и записывал его высказывания, свидетельствовавшие о большом терпении, но порой выдававшие отчаяние поэта. «Смерть повсюду поджидает меня, – говорит он однажды в приступе страха и продолжает: – О христианский Бог, сколько же страданий ты взваливаешь на своих бедных людей, а мы, невзирая ни на что, должны хвалить и славить тебя в твоих храмах»[1654]. Гёте бранится не только с богом, но и с врачами: «Что ж, занимайтесь своим ремеслом, все это, право, недурно, но меня вам, пожалуй, уже не спасти»[1655].
Однако кризис миновал: организм оказался сильнее недуга. Многие находили, что его ум стал даже живее, чем был до болезни. Он и сам удивлен, насколько хорошо ему вновь удается «заставить работать свою разумную сущность по мере ее возможностей и желаний»[1656]. Итак, весной в нем снова пробуждаются жизненные силы. Растроганный Гёте
