Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Я тебе книжку не посылаю, боюсь — стали всё воровать, и на почтах тоже. Очень тебя ждём по теплу оба с Марьей Семёновной. Право слово, назрела надобность встретиться и погутарить, и на весну не чухонскую — нашу тебе посмотреть. Командировку уж как-нибудь и где-нибудь тебе оплатим, и дорогу тоже. Давай приезжай! В письме всего не скажешь, как бы длинно оно ни было.
Обнимаем, целуем тебя по-чусовлянски — крепко и преданно, я и Марья Семёновна
18 марта 1991 г.
Красноярск
(А.Михайлову)
Дорогой Саша!
Очень рад, что ты снял с себя этот хомут, который надевают людям, творческим притом, а надевши начинают пинать и стегать, как колхозную клячу, на которой может ездить всякий, а она и лягнуть разгильдяя не смеет, и ись не просит, и не брыкается, хотя в упряжи в колхозной, которая вся в узлах, без потника, и шею протирает до костей.
Видно, время такое, когда ревуны и наглецы получили возможность наораться вдосталь, а наш удел работать, и чем время смутнее, тем больше потребность в тружениках, но не в болтунах.
Если бы ты знал, как было противно на съезде писателей РСФСР, где, в отличие от тебя, Юра Бондарев умереть готов был, но в начальстве остаться, понимал ведь, что он главный раздражитель шпаны этой, ан не сдаётся, да и только, а там современный идеолог и мыслитель Глушкова бубнит за Россию, Личутин бородешкой трясёт так, что из неё рыбьи кости сыплются, — этот и вовсе не понимает, чего и зачем орёт, лишь бы заметну быть, лишь бы насладиться мстительно званием писателя, употребляя сие звание, в русской литературе почётное, на потеху и злобство шпане, которая и забыла, зачем она собралась на съезд.
А потом сразу же вослед и депутатский съезд. Здесь то же самое, только в закон облечённое враньё и кривляние, я уже заранее знаю, кто и зачем лезет на трибуну, чего и почему будет говорить, не считая таких, конечно, больных людей, обалдевших, как Личутин, от звания писателя, офонаревших от депутатского значка, как представитель рабочего класса Сухов, осибирятившийся еврей Казанник или Болдырев и ещё пара больных словонедержанием людей. Они,- бляди, снятся мне уже в кошмарном сне — война, районная газета и они!
Осенью, побывав в Китае, зарядился я таким трудовым порывом, такой тягой к работе, что вот бы броситься на стол, как тигра на добычу! Ан нет. Не себе принадлежишь, на съезды езжай, слушай дураков, внимай воинствующим краснобаям. И дело кончилось тем, что попал я, изнежившийся писака, в страшную прострацию, всё подзабросил и за стол с трудом и тяжестью в сердце уселся уже в феврале. Разошёлся, поработал и довёл первую книгу до читабельного состояния. Ещё один заход — сверка, уточнения, утрясения — и можно будет давать роман в журнал. Однако решил я сделать вторую книгу и тогда уж печатать их подряд. А пока их печатают, бог даст, по инерции, на волне и третью сделаю. Но это всё мечты, а пока едва хватило сил на эту работу, и уже вот приболел, чувствую себя неважно, едва поднимаюсь по утрам, да ещё простудился малость, и отплёвываюсь, и откашливаюсь, а весна к нам пока не торопится, говорят, в последней декаде марта начнётся.
Очень, конечно, заманчивая твоя программа поездки по твоему Северу, но мне надо хорошо отдохнуть, не отрываясь от дома, и для работы над романом съездить на Нижнюю Обь, так что нашу совместную поездку отложу на год, и если Господь пособит, ещё съездим. Хочется.
Марья моя дюжит, крутится, вертится, дети заставляют, спать много не дают и кушать требуют, а с кушаньем-то каждый день всё туже и туже, и чё дальше будет — думать я уже устал и не могу.
Однако и на съезд писателей я не приеду, и на другие съезды тоже. Писать надо, роман заканчивать успеть. А то пропрыгаю, просуечусь и главной работы не сделаю.
Крепко тебя обнимаю. Твой Виктор
1991 г.
М.С.Горбачёву
Москва, Кремль. Верховный Совет, Президенту Горбачёву
Разгул преступности в стране переходит в террор. Вы, как всегда, медлите и опаздываете с принятием решительных мер. Народ вооружается, и, когда кончится его долготерпение, он повернёт оружие против вас, вашего бездейственного правительства, против растерянно притихшей армии и сметёт всех вас. Вот тогда начнётся хаос, какого еще свет не видывал.
Когда-то уважавший Вас Виктор Астафьев
20 марта 1991 г.
Красноярск
(С.Н.Асламовой)
Дорогая Света!
Когда пришло твоё письмо, я как раз дорабатывал первую книгу романа, через силу работал, так как своё время позднюю осень и начало зимы — проездил, да на дурацких съездах просидел, а потом на исходе зимы и за стол засел вплотную. Но я умею себя заставить работать и в работе «разогреваюсь» словом, первую книгу я почти сделал — рукопись на машинке. Ещё один заход — правка, сверка, уточнения — и можно браться за вторую книгу.
У нас, как и у вас (сужу по сводкам погоды по телевидению), зима затянулась, и я очень устал, да ещё подпростыл тут, переболел и сейчас утром, встаю трудно, разламываюсь, да если б на душе было посветлее и думы полегче, так и недомогание одолел бы скорее, а так...
Тоже надо думать, чем детей кормить, помогать погибающему местному издательству, поддерживать нашу совсем угасающую культуру и вообще все время кого-то от чего-то спасать, поддерживать, хлопотать...
А коммунисты (в том числе и Хайрюзов), они что ж, хотели грешить, злодействовать и не каяться? А как же христиане-то несли свой тяжёлый крест? Эта партия сделала столько преступлений, что поколения Хайрюзова не хватит, чтобы отмолить их. Тем более что они и отмаливать не собираются, а всё на других сваливают, только вот на кого и куда? Перед ними пустыня, а сзади выжженная земля, кровь и кости убитого ими народа. Одно упрямство и кураж ими движет. Но они уже приговорены временем и человечеством, не может формация, даже такая, как коммунисты, существовать в мире, который их давно и справедливо ненавидит, считает антихристами. И кончат они свои дни нечисто, обязательно кусаясь, пья кровь и захлебываясь слезами, в том числе и своих детей.
Рассказы, детектив мне хочется пописать. Надеюсь, летом и попишу. Как напишутся — пришлю. Посылаю тебе календарик с собачкой, а твоим орлам с диво-звёздами, они их любят? У меня вон старший-то заявляет: «Чё? Эту вашу классическую музыку слушать? Не хватало мне!..» Дед ногти в кровь срывал, чтоб хоть к какой-то культуре прибиться, мужика в себе давил и задавить до конца не смог, а эти, наоборот, от культуры, как чёрт от ладана, в содом, в пещеру, в помойку... О Господи!
Ну, поклоны всем! Мужу твоему и парням и тебе отдельно кланяюсь. Виктор Петрович
27 марта 1991 г.
Красноярск
(В.Г.Невзорову)
