Александр Яковлев - Омут памяти

— Кому-то хочется поставить на телевидение своего человека, — ответил Сергей Александрович.

Ни тот, ни другой о записке ничего не знали, но считали, что она рождена в президентских спецслужбах.

Если продолжить чеченскую тему, то, к сожалению, на этой почве у меня получилась размолвка с некоторыми моими добрыми друзьями, к счастью не очень долгая. Они упрекнули меня в том, что первый канал мало информирует людей о жертвах этой войны с российской стороны. Мой ответ был очень простым. Разрубленные или разорванные тела буду показывать только один раз, а не повторять одно и то же по 5–6 раз в сутки. Как участник войны 1941–1945 годов, заявляю, нельзя показывать матерям изуродованные трупы их детей. Жестоко это.

Демократические силы расползлись к этому времени в разные стороны. Только "Демократически выбор России" и "Яблоко" выступили против чеченской войны. Но дело ограничилось словами, а не массовым движением. Псевдопатриотические интересы военных, военно-промышленного комплекса, карательных служб возобладали, взяли верх.

Работа на первом канале телевидения давала мне возможность наблюдать, сравнивать, анализировать настроения в разных слоях правящей элиты. Но почувствовать и то, что для многих представителей старой и новой бюрократии я был лицом явно нежелательным. Не обнаружил и поддержки со стороны демократов. Когда председатель Думы Иван Рыбкин пригласил меня на своеобразный отчет перед депутатами, там собрались только представители коммунистов и элдэпээровцев. Из демократов, кроме Ирины Хакамады, я никого там не увидел. Коммунисты воспользовались случаем, чтобы устроить мне очередную политическую проработку. Само телевидение их мало интересовало.

В телевизионный этап моей жизни я встречался с президентом Ельциным несколько раз. Расскажу об одной из таких встреч. Где-то осенью 1994 года я изложил ему свое видение обстановки в стране. Сказал, что практически идет к концу второй этап демократического развития, начавшийся в августе 1991 года, но теперь уже не в СССР, а в России. Он требует политического обозначения. Необходима, как никогда, консолидация демократических сил. Президенту нужна социальная опора, ядром которой может стать партия социал-демократического направления.

Либеральная идея, блестяще сработавшая в политике, начала спотыкаться в экономике. Поэтому необходимо скорректировать экономическую политику в сторону социальности. Сказал, что в этих целях необходимо создать партию социальной демократии. Изложил ее основные принципы. Кроме того, было бы целесообразно созвать общероссийский Демократической конгресс с докладом президента, в котором обозначить основные цели и параметры дальнейшего демократического развития России.

Заинтересованность Ельцина была очевидной. Он что-то записывал. Спросил, что я имею в виду, когда говорю о социальности. Сказал ему, что в рыночной экономике неизбежно социальное расслоение, но в этот переходный период надо позаботиться не только о том, чтобы появились обеспеченные люди, но и поставить барьер нищенству. Реформы должны служить людям, а не реформам. Иначе скатимся к советскому принципу: "производство ради производства". Кажется, убедил его. Он поддержал идею о создании партии и созыве Демократического конгресса. Попросил зайти к его помощнику Сатарову, рассказать ему о разговоре и подготовить предложения.

В это же посещение я сказал Борису Николаевичу, что перепалка между ним и Горбачевым производит крайне негативное впечатление на общественное мнение. И вообще надо менять отношение к предшественникам. Борис Николаевич долго молчал. А потом сказал:

— Вы, пожалуй, правы. Я обещаю больше не упоминать публично его имя в критическом плане.

Он выполнил свое обещание.

Затем неожиданно спросил:

— А что это у вас за ночная передача под руководством Егора Яковлева?

Я объяснил ему, что никаких федеральных денег на эти ночные передачи не тратится, что передачи рассчитаны на полуночников, демонстрируются фильмы.

Борис Николаевич слушал внимательно. Трудно было понять, верит он или не верит моим объяснениям, одобряет или нет. Продолжал молчать. И вдруг после затянувшейся паузы ошеломил меня вопросом:

— Скажите, а Егор Яковлев порядочный человек?

— Безусловно.

И опять долгая пауза, а затем реплика:

— Да, пожалуй.

На том мы и расстались. Для меня стало еще очевиднее, что есть люди, которые внимательно следят за каждым моим шагом. Честно говоря, надоело быть под колпаком — будь то при тоталитарном режиме, будь то при демократическом.

Итак, я начал создавать партию. Саму идею многие встретили с энтузиазмом. Провели съезд. Получили приветствие от президента. Но тут кому-то в окружении Ельцина прискакала в голову сумасбродная идея создать две верхушечные партии, организуемые властью. Одну — во главе с председателем правительства Черномырдиным, другую — во главе с председателем Думы Рыбкиным.

Не могу с уверенностью сказать, было ли это предложение злонамеренной провокацией, но объективно реализация этого замысла привела к подрыву и расколу демократических сил. Удар по демократии был нанесен губительный. Резко сузились возможности и моей партии. Надо было начинать все сначала. Я продолжал верить в императивность развития России по пути социальной демократии, то есть превращения демократии в мощное орудие служения человеку, его свободы и самореализации.

Замечу, что обе верхушечные партии на выборах 1999 года сошли с политической арены, как это и прогнозировалось в моих публичных выступлениях в самом начале их образования. Одна фактически исчезла, другая во что-то влилась.

А тем временем обстановка на телевидении усложнялась. Финансирование снижалось. На одном из совещаний у Черномырдина выяснилось, что денег на следующий, то есть 1995-й, год будет выделено всего на четыре часа вещания. Я не мог согласиться с этим безумием. Не для того пришел в компанию, чтобы довести вещание до четырех часов в сутки. Подобная акция объективно была направлена против Ельцина, поскольку вела к сужению демократического влияния через телевидение.

Тем временем "Останкино" стали навещать бизнесмены, банкиры и другие разбогатевшие люди с предложениями о реконструкции компании, о возможных изменениях в схеме ее финансирования. Подобные сигналы получил я и от работников администрации. Из предпринимателей особенно активен был Борис Березовский. Он принес мне список возможных акционеров — руководителей крупнейших банков. В самой компании уже лежало несколько проектов образования на базе "Останкино" акционерной компании с контрольным пакетом акций у государства, разработанных еще до моего прихода на телевидение. Разработка нового проекта шла долго и тяжело. Трижды по этому поводу я ходил к Черномырдину. Дважды — к Ельцину. В правящем эшелоне в идее акционирования сомневались все, но денег на содержание госкомпании никто давать не хотел. Я говорил тогда Черномырдину: