Вадим Эрлихман - Король тёмной стороны. Стивен Кинг в Америке и России

Оставив Стивена Кинга на пороге взрослой жизни, перенесемся на двадцать лет вперед, в Россию, которая в начале девяностых менялась еще более драматически, чем Америка шестидесятых. Отбушевали газетные бури гласности, бодро полезли из всех щелей первые кооператоры, по улицам слонялись толпы людей под разноцветными флагами. В августе 91-го затеяли и быстро свернули смехотворный путч, одним махом обрушив власть КПСС. Потом как-то разом исчез Советский Союз, унеся с собой в волнах инфляции накопления большинства жителей. После Нового года грянули гайдаровские реформы, и цены в магазинах начали расти не только каждый день, но и по несколько раз на дню. Появились какие-то «новые русские» в малиновых пиджаках и на шестисотых «мерсах». Их мало кто видел, но все знали, что они теперь и есть подлинные хозяева жизни. Все они за редким исключением занимались расхищением и продажей того, что было государственным и мгновенно оказалось ничьим.

Интеллигенция на первых порах всех этих перемен не замечала, продолжая упиваться чтением всего, что прежде запрещалось — от Камасутры до отцов церкви. Все это было вывалено на потребителей почти одновременно, поэтому в головах у многих образовался весьма странный коктейль, а некоторые и вовсе спятили. Сохранившим более-менее здравый рассудок пришлось столкнуться с оборотной стороной новой реальности: за сидение в конторе денег больше не платили, и их приходилось добывать всеми возможными способами. Те, кто постарше, цеплялись за насиженные места в слабой надежде на лучшее. Кто помоложе, уходили в коммерцию или вообще уезжали из страны. Были и те, кто не желал совсем бросать любимое занятие, подкрепляя его временными заработками. К этой категории принадлежал и я — выпускник Историко-архивного института, отработавший год по распределению и чудом успевший обменять провинциальную квартиру на комнату в Москве за неделю до гайдаровской «либерализации цен».

Ситуация была вполне типичной. Пописывая что-то в свое удовольствие, я одновременно крутился, как мог — торговал газетами, разгружал вагоны, пристраивал статейки в дышащие на ладан научные журналы. Эксплуатируя свое довольно слабое знание английского, взялся за перевод книг по менеджменту, которые были тогда жутко популярны. Потом переключился на худлит. В ноябре 1992-го я столкнулся в гостях с Леней Тохтамышевым. Этот подмосковный татарин очень гордился своей фамилией и, подвыпив, неизменно заводил речь о том, что русские чистили сапоги его предкам-ханам, и неплохо бы вернуть эти золотые ордынские времена. При этом Леня обладал чувствительной душой поэта (когда-то он действительно состоял в поэтической студии при Литинституте). Услышав от меня жалобы на безденежье, ханский потомок неожиданно сказал:

— Пошли к нам в издательство. Переводчики нужны. Главное — работать быстро, чтобы конкуренты не обогнали.

Оказалось, что Ленин друг детства Арсений, заработав на перепродаже чего-то там первоначальный капитал, решил вложить его в книжный бизнес. Дело было очень прибыльное — наш народ по инерции оставался самым читающим и жадно набрасывался на детективы, исторические романы и особенно эротику. Все эти делянки были уже заняты молодыми, но крайне агрессивными флагманами рынка, которые спешно штамповали и выбрасывали в продажу сотни книг. В основном переводных — собственные бестселлеры появились в России лишь через несколько лет. Поразмыслив, хитрый Арсений нашел на книжном поле незастолбленный участок, которым стали романы ужаса. Ничего подобного в родной литературе не было, не считая хрестоматийных «Собаки» Тургенева и «Семьи вурдалаков» Алексея Толстого. Что касается западного «хоррора», то он был однозначно запрещен как низкопробный коммерческий жанр, вредный советским людям.

Ужасы пробили дорогу в нашу страну через киноэкран. Точнее, через сотни видеосалонов, где можно было посмотреть или взять напрокат великое множество фильмов. Обычно они располагались на трех полках: боевики, эротика и ужастики. Все остальное теснилось сиротливой кучкой где-то сбоку. Киноужасы были самыми разными, от старья семидесятых годов до навороченных голливудских «Чужих». В обязательный ассортимент входили и несколько экранизаций Кинга, имя которого быстро стало известно. Конечно, его знали и до этого, но скорее как нормального мейнстримного романиста. Он вошел в литературу сравнительно недавно и не успел наговорить никаких гадостей про Советский Союз, поэтому в годы перестройки стал одним из приемлемых и даже любимых американских авторов.

В начале 1984 года «Иностранная литература» напечатала перевод «Мертвой зоны», сделанный Олегом Васильевым и Сергеем Таском. Самый социальный из романов Кинга, еще несший на себе отпечаток «бунтующих шестидесятых», был встречен читателями на ура. Крепко написанный и прекрасно переведенный, он содержал все, что нужно — мистику, любовь, детективную интригу и обличение нечестных политиков. Три номера «Иностранки» были моментально раскуплены, и в 1987-м роман вышел отдельной книгой в «Молодой гвардии». В предисловии комсомольский критик Перцев пояснил, что роман правдиво освещает жизнь трудящихся в мире капитала. То же писали о романе «Воспламеняющая взглядом», который вышел годом раньше в армейском журнале «Звезда» в переводе тех же Васильева и Таска. Он был ценен тем, что обличал американские спецслужбы и не содержал ничего страшного — если не считать небольшого аутодафе агентов ФБР, учиненного юной героиней. Ну, этих никому не было жалко.

О том, что Кинг всемирно известен как автор ужастиков, советская пресса до поры не вспоминала. Но уже в следующем 1988 году «Вокруг света» опубликовал чисто «ужасную» повесть «Туман», переведенную Александром Корженевским. Затем, после долгого перерыва, в 1991 году белорусский литературный журнал «Неман» издал роман «Сияющий» в переводе Евгения Александрова. На следующий год в Москве вышел том избранного Кинга с «Мертвой зоной» и «Воспламеняющей взглядом» — кстати, именно благодаря ему раскрутилось замечательное издательство «Вагриус». Почин подхватила питерская фирма «Нева-Лад», которая издала трехтомник с теми же романами (здесь «Воспламеняющую» для разнообразия перекрестили в «Несущую огонь») с добавлением «Сияющего» и рассказов. Те же рассказы мелкой дробью рассыпались по журналам.

И все же на конец 1992 года в России было издано всего четыре романа Кинга из трех десятков. Арсений с примкнувшим к нему Тохтамышевым решили исправить положение и взялись за дело с решительностью, характерной для того лихорадочного времени. Издательство они решили назвать «Кэдмен», объясняя любопытным, что по-английски это значит «компьютерный человек» — непонятно, но красиво. В самом большом английском словаре я отыскал только устаревшее слово cad, аналогичное по смыслу русскому «хам». Но название было уже утверждено, и «хамское» издательство отважно пустилось по волнам книжного моря. Работало в нем, как в сказке, семь человек — кроме Арсения и Лени, это были жуликоватый экспедитор Сева, компьютерный верстальщик Леша Шубин и трое продавцов и грузчиков в одном лице. Книги печатались в Питере; там же нашли бессменного художника издательства Миронова. Он был вполне беспомощным в текстовой иллюстрации, — все герои у него получались мешковатыми и какими-то старообразными, — но успешно «шлепал» яркие обложки, привлекающие публику. Он же придумал эмблему серии «Мастера остросюжетной мистики» — скелет, слившийся в экстазе с обнаженной дамой.