Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue

Наше путешествие начиналось совсем не так, как мы рассчитывали, нас не оставляло ощущение предательства — мы бросили товарища.

Вот с этим неприятным чувством ступили мы на тропу, и пошли вниз по склону, мимо пустующих домов тушинцев, спускаясь с плато вниз, в ущелье, все ниже и ниже, — Омало было расположено на высоте около трех километров, — сгибаясь под тяжестью рюкзаков и свинцового груза пробуждающейся совести. Это был уже второй экспедиционный день. Поскольку мы вышли за полдень, то решили идти до темна, без лишних остановок, так как на карте ничего, на что надо было бы обратить внимание, мы не обнаружили.

Надо сказать, что наши "четырех-верстовые" карты Генштаба Российской империи 1903 года отличалась большой подробностью и точностью ориентиров. На ней были отмечены даже крупные валуны — идти по карте было легко.

Чтобы сократить путь, мы решили идти все время по правому, высокому берегу ущелья, прорезанного рекой, стараясь "не терять" набранной высоты от 1500 до 2000 метров, до водораздела, отделяющего верхнюю Тушетию от Хевсуретии.

Через два часа мы сделали привал у продолговатой, сильно наклоненной к ручью поляны, ограниченной небольшим голубеющим можжевеловым лесочком. Разделись, сбросили обувь, чтобы босиком походить по высокой, густой траве. С первым же моим шагом я чуть не растянулся во весь рост, поскользнувшись и сев "на пятую точку". Ступня была в крови, но пореза я не чувствовал. Я потрогал пальцами ногу — все было в порядке, поднес выпачканную руку поближе к глазам — "кровь" была густой и сладко пахла — это была земляника, мы наткнулись на классическую земляничную поляну. Можно было не ходить и не нагибаться, столько там было ягод — надо было только лежа раскидывать руки во все стороны и, глядя в высокое голубое прозрачное небо, собирать горстями продолговатые, крупные ягоды в рот.

Есть все еще не хотелось — мы устроили перед отходом из Омало "прощальный обед" из грибов, которых никто из местных жителей не собирал. Земляники по пути было вдоволь, она и насыщала и утоляла жажду одновременно. Жизнь снова заискрилась, засверкала своими неожиданными, красками.

От Омало до Чешо идти, примерно, четыре часа хода, но мы вышли уже после полудня, а в горах быстро темнеет, так что наевшись земляники и пройдя половину пути, мы раскинули в первом же удобном месте палатку и заночевали.

Мы положили себе за правило проходить в день около 20-ти километров, а прошли в предыдущий не более десяти, поэтому встали с рассветом, чтобы выполнить "норму", подогнать амуницию и уже, как следует, "втянуться" в режим ходьбы с поклажей почти в два пуда. Этот день был для нас еще и ориентиром для всего путешествия — как он пойдет, так и весь поход сложится, а начало было не очень удачное.

Утро этого второго (а на самом деле — третьего) дня было великолепное и мы, сложив палатку и спальные мешки, наскоро выпили чаю, подогретого на спиртовке, и быстрым шагом "альпийских стрелков" вышли навстречу приключениям, еще не подозревая, какие нам предстоят неожиданности. Шли по "козьей", судя по свежим отметинам, тропе, по склону, спускающемуся к речке, стараясь не терять высоту, не упуская из вида серебристую змейку реки под нами. Час ходьбы — пять минут передышки, еще час и еще пять минут — мы выдерживали темп и старались идти ровно, без рывков, но и не ослабевая взятого темпа. Легкий спуск сменился километровым, пологим "тягуном" (подъем), потом опять спуск и опять подъем — идти решили до "упора", чтобы наверстать потерянный в Омало день. Полуденный обед заменили легким "перекусом", решили, что как следует поужинаем ближе к вечеру, а пока надо идти дальше и дальше.

Ходьба сама задавала ритм, ноги, мне иногда казалось, отрывались от земли, несмотря на тяжесть рюкзака, мы шли, автоматически отмечая неровности тропы, почти не оглядываясь на первозданную красоту этого безлюдного края. Прошли мимо срезанного, видимо, зимней, снежной лавиной, леса, от которого остались лишь пеньки, да немногие поваленные деревья, выскочили на плато, потом опять прижались к склону и вдруг из-за очередного поворота показались черные китайские пагоды. Это были невысокие башни, сложенные из серого камня, с плоскими крышами из черных сланцевых плит, зависающими над прямыми стенами без окон. Мы постояли несколько минут, любуясь этим зрелищем. Подошли ближе — к некоторым башням примыкали такие же хижины, крыши одних переходили ступеньками в крыши других, один тушинец задумчиво и спокойно стоял у входа в свой дом и смотрел мимо нас. Алик, как знаток языка, подошел к нему, переговорил с ним и выяснил, что название этого села Чешо. Мы сверились с картой — совпадало — и двинулись дальше, не теряя темпа.

Идти стало немного труднее, начинался очередной, довольно крутой и длинный подъем по узкой тропе и дорога резко повернула на юг, солнце стало слепить глаза. Через час ходьбы дорога опять развернула нас в западном направлении — мы успокоились и пошли своим, уже привычным шагом.

Еще через час нашего движения по подъему мы вдруг обнаружили перед собой на фоне темно-голубого неба, метрах в ста от нас, заснеженную в нескольких местах седловину. "Козья" тропа разделялась на две и, как назло, в этом месте на карте был излом, черточки рисунка были стерты, надо было решать, по какой из троп идти дальше. Бросили жребий, выбрали поворот налево и через часа полтора вышли на террасу, венчающую "седло", а глянув с нее, увидели обрывающийся круто вниз, метров на сто, склон из сланцевой осыпи, а под ним цирк, внутри которого темнело небольшое плато.

Долгий подъем сюда, а тем более возвращение к развилку, не вызывали у нас особой радости, но и спуск по ту сторону водораздельного хребта уже не казался нам легким. Это была граница двух высокогорных районов, как нам представилось при разглядывании старой карты, и нам надо было войти в новый ареал сегодня. До темноты оставалось пару часов. Алик достал из рюкзака два мотка веревок метров по двадцать и, поучая меня, как его страховать, сделал пробный спуск на всю длину веревки. Снизу было легче определить наилучший путь для спуска. Поднявшись снова ко мне, он выбрал место, где можно было надежно закрепить трос, и начал опускать рюкзаки, потом меня, а потом и сам спустился на первый, довольно широкий карниз.

Чтобы не задерживаться на описании всего зрелища, скажу только, что когда мы спустились на эти злосчастные сто метров, прошло больше часа, голубизна неба сменилась темной синевой. Стало быстро темнеть, и в этих потемках палатку мы поставили на какой-то косо наклоненной, но гладкой плите, размером с автобус, возвышающейся над плато, сложенном из плит темно-серого, почти черного сланца. Это было несколько необычное, но показавшееся нам безопасным, место для раскладывания палатки и ночевки.