Евгений Кобелев - Хо Ши Мин

После собрания активистка секции портниха Роза, с которой он познакомился на одном из митингов, сказала ему:

— Товарищ Нгуен, вам трудно разобраться в этом вопросе, так как вы недавно вступили в партию, но позже вы поймете, почему мы так много спорим. Этот вопрос тесно связан с будущим нашего рабочего класса.

Сердцем Нгуен всегда был с левыми социалистами, с теми, кто выступал в защиту колониальных народов, и именно в этом лагере находились его лучшие друзья, наиболее близкие ему по духу люди. Сознательный же выбор в пользу Коминтерна, в пользу ленинизма он сделал летом 1920 года. 16 и 17 июля газета «Юманите» опубликовала «Первоначальный набросок тезисов по национальному и колониальному вопросам», подготовленных В. И. Лениным для II конгресса Коминтерна. Это была первая ленинская работа, с которой познакомился Нгуен.

До глубокой ночи просидел он над тезисами, потрясенный великой и простой мудростью ленинских мыслей. «…Во главу угла всей политики Коминтерна по национальному и колониальному вопросу, — с радостью читал он, — должно быть положено сближение пролетариев и трудящихся масс всех наций и стран для совместной революционной борьбы за свержение помещиков и буржуазии. Ибо только такое сближение гарантирует победу над капитализмом, без которой невозможно уничтожение национального гнета и неравноправия»[7].

Впервые в своей жизни Нгуен читал строки, в которых с поразительной силой обобщения и в то же время с предельной конкретностью, будто речь шла именно о его родине, говорилось о необходимости тесного объединения усилий революционного движения метрополий и колоний, об особенностях освободительного движения в колониальных и зависимых странах. «…По отношению к государствам и нациям более отсталым, с преобладанием феодальных или патриархальных и патриархально-крестьянских отношений, — подчеркивал В. И. Ленин, — надо в особенности иметь в виду:

…необходимость помощи всех коммунистических партий буржуазно-демократическому освободительному движению в этих странах; в первую голову обязанность оказывать самую активную помощь ложится на рабочих той страны, от которой отсталая нация зависит в колониальном или финансовом отношениях»[8].

Нгуен вновь и вновь перечитывал отдельные фразы, пытаясь глубже проникнуть в суть ленинских мыслей, и в его глазах стояли слезы необъяснимого душевного восторга. Он чувствовал себя человеком, который долго и упорно, цепляясь за еле заметные выступы, царапая в кровь пальцы, взбирался на вершину, казалось бы, неприступной, огромной скалы, и вот наконец перед ним открылись во всей своей красоте и величии подернутые голубой дымкой бескрайние просторы земли. Девять долгих лет посвятил он поискам «волшебного меча», той великой истины, которая одна только могла принести освобождение родному народу. И он все же нашел ее — в подлинно революционном, бесконечно многообразном, имеющем универсальный характер ленинском учении, основные принципы которого одинаково приемлемы как для развитых капиталистических государств, так и для отсталых крестьянских стран Востока.

Долго не гас в эту ночь свет керосиновой лампы в мансарде дома в тунике Компуан. Утренний рассвет возвестил не только наступление нового дня, но и начало принципиально нового этапа в жизни Нгуена. Ленинские идеи захватили его сразу, бесповоротно и навсегда. Много лет спустя, уже став президентом свободного Вьетнама, он вспоминал: «В этих тезисах встречались политические термины, которые мне было весьма трудно понять. Но, читая и перечитывая их много раз, я все же уловил суть. Как это меня взволновало, согрело, просветило, убедило! Я даже заплакал от радости. Как будто обращаясь к народным массам, я воскликнул:

— Несчастные, замученные соотечественники, вот что нам нужно! Вот путь к нашему освобождению!

С этого момента я полностью встал на сторону Ленина и III Интернационала!»

Нгуен направляет письмо в Комитет III Интернационала с просьбой принять его в состав Комитета и получает положительный ответ. Теперь на собраниях своей секции он становится одним из самых активных ораторов. Он решительно атакует противников Ленина, Коммунистического Интернационала. «Если вы не осуждаете колониализм, если вы не защищаете угнетенные и эксплуатируемые народы, то как вы можете считать себя революционерами?» — гневно бросал он вопросы оппортунистам под одобрительные возгласы и аплодисменты молодых рабочих. Став членом Комитета III Интернационала, он охотно посещает собрания других секций, чтобы и там защищать «свой тезис».

6 августа 1920 года участники II конгресса Коминтерна, собравшегося в Москве, утвердили «21 условие приема в Коминтерн». «Юманите» опубликовала полный текст этого важного документа. Особое внимание Нгуена привлек 8-й пункт условий: «В вопросе о колониях и об угнетенных национальностях необходима особо четкая и ясная линия партии тех стран, где буржуазия такими колониями владеет и другие нации угнетает. Каждая партия, желающая принадлежать к III Интернационалу, обязана беспощадно разоблачать проделки «своих» империалистов в колониях, поддерживать не на словах, а на деле всякое освободительное движение в колониях, требовать изгнания своих отечественных империалистов из этих колоний, воспитывать в сердцах рабочих своей страны истинно братское отношение к трудящемуся населению колоний и угнетенных национальностей и вести систематическую агитацию в своих войсках против всякого угнетения колониальных народов».

Комитет III Интернационала не имел постоянного местопребывания, а снимал различные свободные помещения, кочуя с одной улицы на другую. Однажды на заседании, которое состоялось в здании Общества по распространению знаний в Латинском квартале на углу улицы Сен-Жермен, Нгуен познакомился с молодым французом, только что вернувшимся из армии. Звали его Жак Дюкло. Он был на 7 лет моложе Нгуена, по выглядели они одногодками. Как все вьетнамцы, стройный, худощавый, с черными блестящими волосами, Нгуен казался гораздо моложе своих лет. Они регулярно встречались на заседаниях Комитета, и вскоре их знакомство переросло в дружбу. Часто, когда заседания Комитета заканчивались за полночь, друзья вместе спускались в лабиринты парижского метро или шли пешком по улицам ночного города.

«Мы много говорили с ним о Советской России, — вспоминал об этих днях Жак Дюкло. — Тогда мы как раз участвовали в сборе средств на улицах Парижа, чтобы помочь русской революции справиться с голодом и последствиями блокады, которую организовали правительства Франции и других стран Антанты. Однажды, когда после очередного собрания мы вышли на улицу, Нгуен сказал мне: