Виталий Кузнецов - Франсуа Мари Вольтер

Ламетри, Дидро, Гельвеций, Гольбах за вольтеровскими доводами в пользу признания божественного мироустроителя разглядели совокупность философских проблем, которые до сих пор не поддавались материалистическому решению, но которые стало возможным решать на новом уровне развития материализма, имеющего своей естественнонаучной основой наряду с ньютоновской физикой такие отрасли естествознания, как геология, химия, биология. Обобщая достижения современного им естествознания, великие французские материалисты создали учение, которое убедительно объясняло природу из нее самой на основе доказательства того, что «движение — это способ существования (facon d'etre), необходимым образом вытекающий из сущности материи» (15, 1, 75). Резюмируя взгляды этой группы мыслителей, Гольбах писал в «Системе природы»: «Вселенная, это колоссальное соединение всего существующего, повсюду являет нам лишь материю и движение. Ее совокупность раскрывает перед нами лишь необъятную и непрерывную цепь причин и следствий»; «Природа вовсе не есть какое-то изделие; она всегда существовала сама по себе; в ее лоне зарождается все…»; «От камня, образованного внутри земли путем тесного сочетания сходных и родственных, сблизившихся между собой молекул, до солнца… от пассивной устрицы до активного и мыслящего человека мы видим непрерывное продвижение…»; «Вечные, несотворенные, неразрушимые, всегда движущиеся элементы, различным образом сочетаясь между собой, порождают все наблюдаемые нами существа и явления… Нет никакой необходимости в каком-то неизвестном верховном работнике, который бы собрал, скомбинировал, сформировал, сохранил и под конец уничтожил эти элементы»; «Природа есть причина всего; она существует благодаря самой себе; она будет существовать и действовать вечно; она — своя собственная причина…» (там же, 66, 478, 90, 478, 502).

В полемике с воззрением на природу великих французских материалистов Вольтер делал акцент на том, что многие из утверждаемых ими переходов из низших форм материального бытия к высшим не суть непосредственно наблюдаемые факты, которые можно было бы воспроизвести в лабораторных условиях. Хотя Вольтер оказался прав в некоторых конкретных естественнонаучных вопросах (например, в критике представления Гольбаха, введенного в заблуждение некорректными опытами Нидгема, якобы свидетельствующими о том, что имеет место самопроизвольное зарождение простейших живых существ), в целом его позиция в этой полемике была наглядным проявлением ограниченности одностороннего эмпиризма, приверженцем которого он был. Энгельс считал нужным «признать величайшей заслугой» передовой философии XVII–XVIII вв., что, «несмотря на ограниченность современных ей естественнонаучных знаний, она не сбилась с толку, что она, начиная от Спинозы и кончая великими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяснить мир из нега самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего» (1, 20, 350).

Следует отметить, что развитие последовательно материалистического понимания природы заставляло Вольтера определенным образом считаться с силой аргументов, выдвигаемых против божественного мироустроения и самого существования бога. В результате он отказывается от некоторых своих первоначальных деистических утверждений, и в целом они утрачивают свою былую категоричность. В 60—70-х гг.

Вольтер отходит, в частности, от креационизма, то есть от идеи творения мира богом, признавая, что «природа вечна» (курсив мой. — В. К.) (6, 28, 447). Материальный мир начинает рассматриваться Вольтером как совечный богу, а последний трактуется уже не как трансцендентное бытие. Понятие первотолчка со стороны внешней по отношению к материи божественной силы заменяется понятием имманентного природе (хотя и продолжающего именоваться «божественным») «принципа действия», в силу чего «движение столь же древне, как и материя…» (курсив мой. — В. К.) (там же, 522–523). Оставляя свои прежние взгляды на бога как внешнего законодателя природы, Вольтер при чтении одной из книг Гольбаха делает на ее полях такую пометку: «Может, материя всегда существовала и всегда была упорядочена высшим разумом, который, очевидно (! — В. К.), пребывает в природе» (9, 67). Проявляющаяся здесь пантеистическая тенденция, не доходящая, впрочем, до спинозовского растворения бога в природе, выражает усиление материалистических моментов вольтеровской онтологии, в которой контуры бога все более и более расплываются.

Не будет слишком смелым предположить, что если бы для Вольтера в счет шли только или просто в первую очередь аргументы теоретического характера, то к концу 60-х гг. он увидел бы себя вынужденным поставить под самый серьезный вопрос свое утверждение о существовании бога, так как в этот период в вольтеровских произведениях начала, по сути дела, испаряться сама идея божественного мироустроения. Признанием крайней шаткости теоретических оснований деизма звучат слова Вольтера (статья «Бог, боги», помещенная в его «Философском словаре») о том, что в вопросе о бытии бога «главное заключается не в метафизической аргументации…» (6, 18, 376). Только дошедшим до предела разочарованием в теоретической убедительности деизма можно объяснить знаменитую афористическую мысль Вольтера, высказанную им в начале 70-х гг. в послании к анонимному автору атеистического памфлета «О трех обманщиках»: «Если бы бога не было, то его следовало бы придумать» (6, 10, 403). Не удивительно, что опорой вольтеровского деизма становится в это время так называемый «социальный» аргумент, провозглашающий необходимость веры в бога по моральным и социально-политическим соображениям.

Существенным для вольтеровского деизма является то, что с самого начала бог понимался в нем весьма неопределенно в отношении способа его существования и действования, а с годами эта неопределенность лишь усиливалась. Продолжая настаивать в «Философском словаре» на реальности божественного мироустроителя, Вольтер вместе с тем писал: «Но где находится вечный геометр? В одном месте или повсюду, не занимая пространства? Я ничего не знаю об этом. Устроил ли он мир из своей субстанции? Я ничего не знаю об этом. Является ли он неопределенным, не характеризуемым ни количеством, ни качеством? Я ничего не знаю об этом» (6, 17, 466). Исходя из убеждения, что нет божественного откровения и мы знаем бога только «через его творения», Вольтер считал, что между богом и людьми «лежит бездна бесконечности» (6, 20, 76). Та самая «здравая» философия, которая отвергает атеизм, должна полностью отмежеваться и от теологии, считает Вольтер, указывая на радикальную ограниченность человеческих знаний о боге. «Философия учит нас, — заявлял Вольтер, — что эта Вселенная должна быть упорядочена существом непостижимым, вечным и существующим по своей природе. Но еще раз: философия не учит нас относительно атрибутов этой природы. Мы знаем, чем она не является, но не знаем, чем она является» (6, 17, 578).