Альфред Штекли - Джордано Бруно

Пренебрежительно отзывается о монахах, а сам мечет перед ними бисер. Неужели он не видит, что эти ослы и свиньи его потопчут? Он словно не хочет замечать, каким опасным становится его положение.

Внешне все идет вполне благополучно. В июле 1575 года, после трехлетнего пребывания в высшей богословской школе, Бруно сдал последние экзамены и на публичном диспуте с блеском защитил свои тезисы. Его оставили преподавать и назначили лектором теологии.

Если он будет благоразумен, то карьера, доходные должности и сытая жизнь навсегда ему обеспечены. В толпе слуг — почет, в сокровищах — счастье, в обмане — уменье жить? У Ноланца свое представление о жизненном успехе. Не золото и власть делают человека по-настоящему богатым и сильным, а полное к ним пренебрежение.

Жизнь в монастыре становится для него совершенно невыносимой. Он считал монастыри пристанищем сонь и рассадниками пороков, давно знал истинную цену своим «братьям». Ему ненавистны были все эти убогие святоши, невежды, возомнившие себя учеными, доморощенные златоусты, лентяи, целыми днями подвижнически дремлющие над библией, лицемеры, буянящие перед мессой в портовых лупанарах, мнимые аскеты, что в своих кельям предаются тайком чревоугодию и блуду. Монахи одним своим существованием поганят мир!

Внутренний разлад не дает ему покоя. Если он в корне не изменит своей жизни, то навсегда утратит свой нравственный идеал. Героический энтузиаст в сутане преуспевающего богослова?

Решиться на уход из монастыря не просто. Всякого, кто отрекся от духовного сана и сбросил рясу, объявляли отлученным от церкви. Преследовать отступника дозволялось любым способом. В случае поимки ему нечего было рассчитывать на милость.

Актеон увидел Диану. И тут же гончие псы набросились на него. Не цена ли это, которую человек, узревший истину, должен заплатить за дерзновенную страсть познания?

Предупреждения не помогают. В эти счастливые дни, когда он чувствует себя прозревшим, он не может и не хочет думать об осторожности. Философские истины, ему открывшиеся, столь значительны, что их грех замалчивать. Не все же монахи — ослы! Он много говорит о своих взглядах. Наталкивается на непонимание, на явную враждебность. Фра Джордано открыто проповедует ересь!

И, наконец, разражается скандал. На беду, именно теперь в Сан-Доменико Маджоре приехал Агостино Монтальчино. Видного теолога принимали с почетом. На диспутах он, как всегда, блистал красноречием. Бруно не посмотрел на то, что отец Агостино был гордостью ордена, и уличил его в недобросовестности. Тот метал громы и молнии на головы ересиархов, не удосужившись ознакомиться с их мнениями. Он делал вид, что легко побивает противников, а сам расправлялся лишь с собственными домыслами. Монтальчино упрекает еретиков в невежестве и ставит им в вину, что они не оперировали понятиями схоластики? Но разве они не излагали своих взглядов с завидной логикой?

В зале раздался ропот. Какую поразительную осведомленность проявляет фра Джордано! Видно, не одну ночь провел он над запрещенными книгами, раз с таким знанием дела говорит о богопротивных измышлениях. В его устах заведомая ересь, давным-давно отринутая церковью, звучит убедительней доводов Монтальчино!

Из слов Бруно вытекает, будто еретики, эти прислужники князя тьмы, были учеными людьми. Разгневанного Монтальчино поддержали многие монахи. Ноланец не в первый раз позволяет себе подобные высказывания. А ведь тот, кто защищает еретиков, сам еретик!

В Неаполе со дня на день ожидали генерала доминиканцев. В интересах ли начальства замять сейчас скандал? В монастыре слишком многие настроены против Бруно.

Актеон счастлив — он увидел Диану! И в это время псы набрасываются на него… Аллегория имела реальный и угрожающий смысл. Охотник и в самом деле превращался в объект охоты.

Провинциал повелел начать следствие по обвинению его в ереси. Пока начальство опасается навлечь позор на весь орден, но не ровен час и материалы передадут в Святую службу. В чем его обвиняют? Несмотря на прежние уроки, он часто позволял себе весьма рискованные высказывания. Что теперь послужило толчком? Неприязнь провинциала? Подлый донос какого-нибудь соглядатая? Или подстрекательство Монтальчино, который не простил Ноланцу их последнего бурного спора? Он теряется в догадках. Одно ясно: в Неаполе сложилась слишком неблагоприятная обстановка. Среди монахов у него есть друзья. Однако власть предержащие не питают к нему особой симпатии. Старик Амброджио больше не провинциал, а Доменико да Ночера уже не регент. Да и что могли бы сделать люди, даже искренне к нему расположенные, если орденское начальство вознамерилось его погубить?

Похоже, что против него поднялись все, кому он за время пребывания в монастыре попортил немало крови: тайные завистники, бездарные ученики, воинственные обскуранты, осмеянные им невежды и лицемеры. Теперь они хотят свести с ним счеты обычным и верным способом. Его объявят еретиком, и пусть он тогда доказывает собственную ортодоксальность и собственное благочестие! Они пойдут на любую подлость, чтобы отомстить ненавистнику. Бруно видит свою уязвимость, здесь его слишком хорошо знают, чтобы он мог толковать обвинения как пустые наветы врагов. Да и те, кто занимается следствием, наверняка поведут его так, чтобы не оставить ему ни малейшей лазейки. Может быть, в Риме, у прокуратора ордена, который слывет образованным человеком, найдет он больше беспристрастия? Может быть, тот оградит его от неминуемой расправы, уготованной ему разъяренными и мстительными неаполитанцами?

Раздумывать было некогда. Друзья успели его предупредить, что обвинений набралась целая куча. Если он замешкается, его схватят и водворят в темницу. Он должен скрыться!

Надежды Бруно не оправдались. Пребывание в римском монастыре Санта Мария делла Минерва, куда он явился после бегства из Неаполя, не сулило ничего доброго. Поначалу показалось, что прокуратор Систо Фабри с известной благожелательностью выслушал его рассказ о несправедливых гонениях, которыми его донимали на родине. Но вскоре все переменилось. В беседах стали принимать участие и другие доминиканцы, поразительно смахивавшие на инквизиторов. Джордано все настоятельней увещевали говорить правду. Он не подавал и виду, что его беспокоит их странная осведомленность. Или у них уже есть свидетели, которые подтверждают обвинения? Люди, специально присланные из Неаполя?

Сомнения его рассеялись самым неожиданным образом. Он узнал, что в Риме появился один из тех, кто, по слухам, рьяно помогал отцу провинциалу стряпать против него обвинения. Почему вдруг он здесь? Или это он подал донос и будет теперь уличать его перед инквизиторами? О, если бы знать наверняка!