Анна Ахматова - Я научилась просто, мудро жить
О том, что Линдеберг не является единственным героем этого стихотворения, свидетельствует несколько деталей. Во-первых, героиня оплакивает бедного влюбленного в костеле, тогда как Михаил был лютеранином и похоронен в лютеранской части Волкова кладбища. А вот как Гумилев восхищался католической храмовой архитектурой и в Италии, и в Польше. Он научил и Анну понимать ее высокую красоту. Кроме того, обращаясь мысленно к самоубийце, Ахматова называет его «веселым мальчиком». Но те же самые слова уже год как произнесены и подарены Гумилеву (которому она чуть было не принесла смерть!) – в поэтическом воспоминании об их первой встрече в Царском Селе: «Эти липы, верно, не забыли нашей встречи, мальчик мои веселый». И вряд ли это небрежность или забывчивость: Анна Андреевна верила в судьбоносность «странных сближений», в мистику роковых совпадений. А здесь и впрямь было что-то и мистическое и роковое. Аня Горенко и Коля Гумилев познакомились 24 декабря 1903 года. Почти в тот же самый день календаря – 23 декабря – застрелился Михаил Линдеберг. По воле рока две незабвенные даты совпали, слились в одно поэтическое переживание. Предположение (адресат стихотворения «Высокие своды костела…» – не только Линдеберг, но и Гумилев) подтверждает и такая подробность. Ахматова пишет: «Я не знала, как хрупко горло под синим воротником». Синий воротник – тоже гумилевская примета. Когда Анна и Нколай в 1909 году, после его парижской попытки «самоубийства», снова встретились, он был уже студентом Петербургского университета и носил форменный мундир с высоким синим воротником. (См. в воспоминаниях С. К. Маковского: «Он (Н. Гумилев в 1909 году. – А. М.) был в форме: в длинном студенческом сюртуке, „в талию“, с высоким темно-синим воротником по моде того времени».)
* * *Не будем пить из одного стаканаНи воду мы, ни сладкое вино,Не поцелуемся мы утром рано,А ввечеру не поглядим в окно.Ты дышишь солнцем, я дышу луною,Но живы мы любовию одною.
Со мной всегда мой верный, нежный друг,С тобой твоя веселая подруга.Но мне понятен серых глаз испуг,И ты виновник моего недуга.Коротких мы не учащаем встреч.Так наш покой нам суждено беречь.
Лишь голос твой поет в моих стихах,В твоих стихах мое дыханье веет.О, есть костер, которого не смеетКоснуться ни забвение, ни страх.И если б знал ты, как сейчас мне любыТвои сухие, розовые губы!
Ноябрь 1913* * *Ты знаешь, я томлюсь в неволе,О смерти Господа моля.Но все мне памятна до болиТверская скудная земля.
Журавль у ветхого колодца,Над ним, как кипень, облака,В полях скрипучие воротца,И запах хлеба, и тоска.
И те неяркие просторы,Где даже голос ветра слаб,И осуждающие взорыСпокойных загорелых баб.
Осень 1913, Слепнево* * *В. С. Срезневской
Вместо мудрости – опытность, пресное,Неутоляющее питье.А юность была – как молитва воскресная…Мне ли забыть ее?
Столько дорог пустынных исхоженоС тем, кто мне не был мил,Сколько поклонов в церкви положеноЗа того, кто меня любил…
Стала забывчивей всех забывчивых,Тихо плывут года.Губ нецелованных, глаз неулыбчивыхМне не вернуть никогда.
Осень 1913 года, Царское Село* * *В то время я гостила на земле.Мне дали имя при крещеньи – Анна,Сладчайшее для губ людских и слуха.Так дивно знала я земную радостьИ праздников считала не двенадцать,А столько, сколько было дней в году.Я, тайному велению покорна,Товарища свободного избрав,Любила только солнце и деревья.Однажды поздним летом иностранкуЯ встретила в лукавый час зари,И вместе мы купались в теплом море.Ее одежда странной мне казалась,Еще страннее – губы, а слова —Как звезды падали сентябрьской ночью,И стройная меня учила плавать,Одной рукой поддерживая телоНеопытное на тугих волнах.И часто, стоя в голубой воде,Она со мной неспешно говорила,И мне казалось, что вершины лесаСлегка шумят, или хрустит песок,Иль голосом серебряным волынкаВдали поет о вечере разлук.Но слов ее я помнить не моглаИ часто ночью с болью просыпалась.Мне чудился полуоткрытый рот,Ее глаза и гладкая прическа.Как вестника небесного молилаЯ девушку печальную тогда:«Скажи, скажи, зачем угасла память,И, так томительно лаская слух,Ты отняла блаженство повторенья?…»И только раз, когда я виноградВ плетеную корзинку собирала,А смуглая сидела на траве,Глаза закрыв и распустивши косы,И томною была и утомленнойОт запаха тяжелых синих ягодИ пряного дыханья дикой мяты, —Она слова чудесные вложилаВ сокровищницу памяти моей,И, полную корзину уронив,Припала я к земле сухой и душной,Как к милому, когда поет любовь.
Осень 1913* * *Настоящую нежность не спутаешьНи с чем, и она тиха.Ты напрасно бережно кутаешьМне плечи и грудь в меха.И напрасно слова покорныеГоворишь о первой любви.Как я знаю эти упорные,Несытые взгляды твои!
Декабрь 1913, Царское Село* * *Я с тобой не стану пить вино,Оттого что ты мальчишка озорной.Знаю я – у вас заведеноС кем попало целоваться под луной.
А у нас – тишь да гладь,Божья благодать.А у нас – светлых глазНет приказу подымать.
Декабрь 1913* * *И жар по вечерам, и утром вялость,И губ потрескавшихся вкус кровавый.Так вот она – последняя усталость,Так вот оно – преддверье царства славы.
Гляжу весь день из круглого окошка:Белеет потеплевшая ограда,И лебедою заросла дорожка,А мне б идти по ней – такая радость.
Чтобы песок хрустел и лапы елок —И черные и влажные – шуршали,Чтоб месяца бесформенный осколокОпять увидеть в голубом канале.
Декабрь 19139 ДЕКАБРЯ 1913 ГОДАСамые темные дни в годуСветлыми стать должны.Я для сравнения слов не найду —Так губы твои нежны.
Только глаза подымать не смей,Жизнь мою храня.Первых фиалок они светлей,А смертельные для меня.
Вот поняла, что не надо слов,Оснеженные ветки легки…Сети уже разостлал птицеловНа берегу реки.
Декабрь 1913, Царское Село* * *Твой белый дом и тихий сад оставлю.Да будет жизнь пустынна и светла.Тебя, тебя в моих стихах прославлю,Как женщина прославить не могла.И ты подругу помнишь дорогуюВ тобою созданном для глаз ее раю,А я товаром редкостным торгую —Твою любовь и нежность продаю.
Зима 1913, Царское Село* * *О, это был прохладный деньВ чудесном городе Петровом!Лежал закат костром багровым,И медленно густела тень.
Пусть он не хочет глаз моих,Пророческих и неизменных.Всю жизнь ловить он будет стих,Молитву губ моих надменных.
Зима 1913, Царское Село* * *Я так молилась: «УтолиГлухую жажду песнопенья!»Но нет земному от землиИ не было освобожденья.
Как дым от жертвы, что не могВзлететь к престолу Сил и Славы,А только стелется у ног,Молитвенно целуя травы, —
Так я, Господь, простерта ниц:Коснется ли огонь небесныйМоих сомкнувшихся ресницИ немоты моей чудесной?
Зима 1913, Царское Село* * *Проводила друга до передней.Постояла в золотой пыли.С колоколенки соседнейЗвуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово —Разве я цветок или письмо?А глаза глядят уже суровоВ потемневшее трюмо.
1913, Царское Село* * *Цветов и неживых вещейПриятен запах в этом доме.У грядок груды овощейЛежат, пестры, на черноземе.
Еще струится холодок,Но с парников снята рогожа.Там есть прудок, такой прудок,Где тина на парчу похожа.
А мальчик мне сказал, боясь,Совсем взволнованно и тихо,Что там живет большой карасьИ с ним большая карасиха.
1913* * *Каждый день по-новому тревожен.Все сильнее запах спелой ржи.Если ты к ногам моим положен,Ласковый, лежи.
Иволги кричат в широких кленах,Их ничем до ночи не унять.Любо мне от глаз твоих зеленыхОс веселых отгонять.
На дороге бубенец зазвякал —Памятен нам этот легкий звук.Я спою тебе, чтоб ты не плакал,Песенку о вечере разлук.
1913СТИХИ О ПЕТЕРБУРГЕ1Вновь Исакий в облаченьиИз литого серебра.Стынет в грозном нетерпеньиКонь Великого Петра.
Ветер душный и суровыйС черных труб сметает гарь…Ах! своей столицей новойНедоволен государь.
Исаакиевский собор2Сердце бьется ровно, мерно,Что мне долгие года!Ведь под аркой на ГалернойНаши тени навсегда.
Сквозь опущенные векиВижу, вижу, ты со мной,И в руке твоей навекиНераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядомМы в блаженный миг чудес,В миг, когда над Летним садомМесяц розовый воскрес, —
Мне не надо ожиданийУ постылого окнаИ томительных свиданий.Вся любовь утолена.
Ты свободен, я свободна,Завтра лучше, чем вчера,Над Невою темноводной,Под улыбкою холоднойИмператора Петра.
1913* * *О тебе вспоминаю я редкоИ твоей не пленяюсь судьбой,Но с души не стирается меткаНезначительной встречи с тобой.
Красный дом твой нарочно миную,Красный дом твой над мутной рекой,Но я знаю, что горько волнуюТвой пронизанный солнцем покой.
Пусть не ты над моими устамиНаклонялся, моля о любви,Пусть не ты золотыми стихамиОбессмертил томленья мои —
Я над будущим тайно колдую,Если вечер совсем голубой,И предчувствую встречу вторую,Неизбежную встречу с тобой.
1913* * *Как страшно изменилось тело,Как рот измученный поблек!Я смерти не такой хотела,Не этот назначала срок.Казалось мне, что туча с тучейСшибется где-то в вышинеИ молнии огонь летучий,И голос радости могучей,Как Ангелы, слетят ко мне.
1913* * *На шее мелких четок ряд,В широкой муфте руки прячу,Глаза рассеянно глядятИ больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледнейОт лиловеющего шелка,Почти доходит до бровейМоя незавитая челка.
И не похожа на полетПоходка медленная эта,Как будто под ногами плот,А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,Неровно трудное дыханье,И на груди моей дрожатЦветы небывшего свиданья.
1913Когда вышли ахматовские «Четки», собравшие под своей обложкой стихи 1912—1914 гг., читатели, а особенно читательницы, стали гадать, кто же тот счастливец, к кому обращены любовные послания дамы в лиловеющих шелках. Тем, кто задавал этот вопрос лично ей, Анна Андреевна отвечала: многим! И, по всей вероятности, не лукавила. У нее в те годы дйствительно было много увлечений, да и в нее многие влюблялись: художник Сергей Судейкин, поэт и критик Николай Недоброво, граф Зубов. Нет, нет, она вовсе не считала, как некоторые поэты Серебряного века, что и жизнь, и слезы, и любовь – всего лишь средство для ярко-певучих стихов. Однако уже догадалась: чем больше она, на опыте своего сердца, узнает о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, тем лучше становятся ее стихи. Эту тайну («разгадку жизни моей») Анна никому не открывала, но Николай Недоброво, друг и возлюбленный, поэт и критик, загадку разгадал. В 1915-м он подарил Ахматовой такие стихи:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
