Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

Но у некоторых читателей уже давно мог возникнуть вопрос: а какое отношение к желанию Бриков поехать в Великобританию имеет пьеса «Баня»? Ведь читал её Маяковский 22 сентября, а 19 числа Брики уже оформляли анкеты на получение загранпаспортов.

Ответить на этот вопрос несложно. Прежде чем устраивать «читку» для друзей, Маяковский должен был прочесть свою «Баню» (как бы предварительно) Осипу Максимовичу и Лили Юрьевне. Ведь раньше он всегда так поступал. На этот раз он вряд ли сделал исключение. И прочёл пьесу двоим своим постоянным слушателям и ценителям.

И что же они услышали?

Что их изобразили «мразью» и «сволочами» и собираются выставить на всеобщее посмешище.

Пять лет назад Лили Брик уже выставляли на осмеяние. Но где? В чужом театре. И автора пьесы – какого-то Бориса Ромашова – никто не знал. А тут – все свои: и театр и создатель пьесы.

Как же отреагировали на этот выпад Маяковского Брики?

Почувствовав себя униженными и оскорблёнными, они наверняка пожелали ответить обидчику адекватно. Иными словами, отомстить.

Осип Максимович, вне всяких сомнений, обиделся очень сильно. И от Маяковского резко отстранился. Если до этого биографы поэта писали про Брика не особенно часто, то после публичных читок «Бани» любые упоминания о нём вообще перестали встречаться.

Брики наверняка поделились своей обидой с Яковом Аграновым, который был не просто другом дома. Аркадий Ваксберг привёл такие слова Анны Ахматовой:

«Как свидетельствует Л.К. Чуковская, категорическое суждение Анны Андреевны выглядит так: „Всемогущий Агранов был Лилиным очередным любовником“».

Вспомним и такое высказывание Юрия Анненкова о Маяковском:

«Он должен был в своих поэмах, написанных в Париже, показывать советским людям, что СССР во всех отраслях перегоняет Запад, где страны и народы гниют под игом „упадочного капитализма“. Этой ценой Маяковский оплачивал своё право на переезд через границы „земного рая“».

Вот тут-то и возникают самые главные вопросы этой «банной» истории: стараясь своей пьесой пригвоздить Бриков и Агранова к позорному столбу, не накликал ли Маяковский беду на себя? Узнав себя в героях «Бани» и посчитав, что её автор заслуживает самого сурового наказания, не вынесли ли Агранов и Брики ему приговор?

Агранов мог прямо сказать:

– Маяковский должен быть наказан. Сурово наказан. И он это наказание получит!

Брики это предложение наверняка поддержали, однако добавили:

– Но только без нас! Мы при этом мщении присутствовать не желаем!

Свидетелей того разговора нет. Но появление «Бани» логично объясняет, почему Брики так стремительно засобирались в поездку за рубеж. Ведь вдвоём (только вдвоём) они никуда не ездили уже около двух десятков лет. А теперь вдруг заспешили поскорее покинуть страну.

Зачем?

Чтобы не присутствовать при осуществлении наказания обидевшему их поэту.

Глава вторая

Ответ «Бане»

Начало травли

В книге Владимира Гениса «Неверные слуги режима. Первые советские невозвращенцы» о тогдашнем состоянии Григория Беседовского говорится:

«Беседовский находился в состоянии нервного напряжения. Он знал, что в Париж едет Ройзенман. Ему всюду мерещились явные и тайные агенты ГПУ. Он был с двумя заряженными револьверами, из которых палил в потолок, выскакивая в коридор при малейшем шорохе за дверью кабинета».

А Маяковский 1 октября 1929 года напечатал в «Комсомольской правде» стихотворение «Первый из пяти», посвящённое завершению первого года пятилетки:

«Множим / колёс / маховой оборот.Пустыри / тракторами слизываем!Радуйтесь / шагу / великих работ,строящие социализм!..Расчерчивайся / на душе у пашен,расчерчивайся / на грудище города, горя на всём / трудящемся мире,лозунг: / “Пятилетка – / в 4 года!”В четыре! / В четыре! / В четыре!»

Этим задорным поэтическим воспеванием того курса, что проводила страна Советов, Маяковский как бы лишний раз отделял себя от тех, кого он высмеивал в «Бане».

Между тем дальнейшие события показали, что оскорблённый пьесой Маяковского Агранов начал действовать – у «Бани» неожиданно возникли недруги.

Валентин Катаев (в «Траве забвения»):

«…вскоре на пути „Бани“, к общему удивлению, появилось множество препятствий – нечто очень похожее на хорошо организованную травлю Маяковского по всем правилам искусства, начиная с псевдомарксистских статей одного из самых беспринципных рапповских критиков, кончая замалчиванием „Бани“ в газетах и чудовищными требованиями Главреперткома, который почти каждый день устраивал обсуждение „Бани“ в различных художественных советах, коллективах, на секциях, пленумах, президиумах, общих собраниях, и где заранее подготовленные ораторы от имени советской общественности и рабочего класса подвергали Маяковского обвинениям во всех смертных литературных грехах – чуть ли даже не в халтуре. Дело дошло до того, что на одном из обсуждений кто-то позволил себе обвинить Маяковского в великодержавном шовинизме и издевательстве над украинским народом и его языком.

Никогда ещё не видел я Маяковского таким растерянным, подавленным. Куда девалась его эстрадная хватка, его убийственный юмор, осанка полубога, поражающего своих врагов одного за другим неотразимыми остротами, рождающимися мгновенно.

Он, первый поэт революции, как бы в один миг был сведён со своего пьедестала и превращён в рядового, дюжинного, ничем не выдающегося литератора, «проталкивающего свою сомнительную пьеску на сцену».

Маяковский не хотел сдаваться и со всё убывающей энергией дрался за свою драму в шести действиях…»

В том, кто устроил эту «хорошо организованную травлю Маяковского», вряд ли стоит сомневаться. Ведь дать команду газетам, чтобы они «замалчивали» пьесу, подтолкнуть Главрепертком на устройство каждодневных «обсуждений» и запустить в центральных газетах выпуск «псевдомарксистских статей» могло лишь всемогущее и вездесущее ОГПУ. Якову Агранову даже особых усилий не нужно было тратить для того, чтобы организовать эту травлю – ему стоило лишь сказать несколько слов, тех самых, которые Маяковский вложил в уста одного из героев «Бани»: