Г. Штоль - Шлиман. "Мечта о Трое"

— Это расходы, которые я понес в связи с твоим образованием, — говорит он кротко и мягко. — Одежда, деньги за обучение в школе, плата за пансион господину придворному музыканту, взносы за ученье господам Хольцу и Хюкштедту. Ты мне обошелся очень дорого, сын мой. Людвиг стоил намного дешевле, не говоря уже о сестрах. Впрочем, идя тебе навстречу, я вычел из общей суммы треть стоимости твоей постели — ее ведь ты не возьмешь с собой в дорогу. У тебя, таким образом остается двадцать девять талеров. Надеюсь, ты не промотаешь этот маленький капитал, а будешь обращаться с ним бережливо и не посрамишь память твоей дорогой, незабвенной матери.

Генрих не промолвил ни слова. Он кладет деньги в кошелек и уходит. Он уверен: даже если старик проживет и сто лет, больше они никогда не увидятся.

Владея капиталом в неполных тридцать талеров, нельзя, как предполагалось, ехать в Гамбург в почтовой карете. Надо идти пешком. Сумка со старыми штанами, несколькими рубашками и чулками не очень тяжела, и расстояние в тридцать миль можно покрыть за десять дней.

Однажды ранним утром, совершая свой марш, он проходит через Нойбуков. Некоторое время он стоит в тени величественной колокольни и смотрит на низкую соломенную крышу пасторского дома, где родился и провел первые полтора года своей жизни, пока их семья не переехала в Анкерсхаген. Потом он быстро идет дальше. Ему нельзя терять ни минуты — ведь в Гамбурге его ждут счастье, деньги, уважение, почет, обеспеченное будущее. Однако небольшую передышку он все же должен сделать. Он намерен провести день в Калькхорсте, там, где после первого горя он опять почувствовал себя радостным и счастливым.

Когда он появляется в доме пастора — до этого он долго сидел у придорожной канавы, неподалеку от деревни, и с нетерпением ждал почтовой кареты из Висмара, чтобы показалось, будто он в ней приехал, — радости нет конца.

Об отце ни слова. Говорят только о будущем. У дядюшки все в наилучшем виде. Его двести пятьдесят моргенов пшеницы принесли богатый урожай, дети тоже все здоровы. Адольф не живет дома, он получил уже степень лиценциата и готовится стать доктором юриспруденции, а Эрнст изучает теологию. Юлиус не может так преуспевать в занятиях и учится на переплетчика, а Петер в Висмаре обучается столярному делу. Но остальные еще здесь, и они, чтобы воскресить былое, водят почти забытого ими двоюродного брата по дому и усадьбе.

Малыши затерялись где-то среди огромных лип, Генрих и Софи остались наедине. Они сидят в беседке у пруда и молча наблюдают, как отрываются от ветвей каштанов пожелтевшие листья, медленно кружась, падают в воду и, словно сотни сказочных лодок, плавают по пруду. Генрих переводит взгляд на сидящую рядом девушку. Как Софи похорошела! Как грациозны ее движения, как блестят ее глаза, как восхитительно заливает румянец ее щеки, когда она чувствует на себе пристальный взгляд двоюродного брата. Как внимает она ему, когда он вслух предается мечтам о будущем! Но она мягко высвобождает свою руку — он, увлекшись рассказом о своих планах, схватил ее и жмет. Когда же они поднимаются — отведенное на пребывание в Калькхорсте время приходит к концу — и он хочет взять ее под руку, то она, снова покраснев, отстраняется. Софи не хочет даже проводить его до почтовой кареты. Делать этого не полагается! Она идет с ним лишь после того, как родители, улыбаясь, велят ей его проводить.

У кладбища, под липами, где останавливается карета, темно, и там она не очень противится, когда двоюродный брат обнимает ее и целует. Грохоча по булыжнику, карета выезжает из деревни.

— Вы до Гамбурга, молодой человек? — спрашивает кондуктор.

— Нет, только до Ниенхагена.

Кондуктор с удивлением берет у него деньги: ведь четверть часа можно идти и пешком. Нет, в Калькхорсте не должны знать, что он проедет только до ближайшей остановки, а дальше пойдет пешком.

Глава вторая.Там, где нет тебя...

С радостным духом он ветру свой парус подставил и поплыл.

Сидя на крепком плоту, искусной рукою все время

Правил рулем он...

«Одиссея», V. 269

Когда Генрих пришел в Хайдкруг, пригород Гамбурге, он едва держался на ногах. Волей-неволей придется ему сделать еще одну остановку на ночлег, прежде чем он вступит на землю обетованную, где все-все изменится к лучшему.

Он спал глубоким сном без сновидений, пока солнце его не разбудило. Один прыжок — и он у окна. Там, где вечером горели тысячи огней, а небо было залито их отсветом, простирается город. Туман осеннего утра не рассеялся еще только над лугами, подступающими к городу с юга. Видно далеко вокруг. Столь величественного зрелища он не представлял себе даже в самых смелых мечтах. Словно мачты, высятся над морем домов золотисто-зеленые шпили башен и блестят в лучах утреннего солнца, а рядом поддерживаемые колоннами купола, островерхие крыши. Можно смотреть и смотреть... Лишь когда поблизости раздается громкий бой курантов, Шлиман замечает, что больше часа простоял раздетым у окна. Он быстро натягивает платье. Ему нельзя терять ни мгновения! Он должен наверстать шесть бесплодных, потерянных лет. Прежде чем выйти из дому, он еще раз пересчитывает свою наличность. Несмотря на всю его бережливость, поездка поглотила почти десять талеров. Невеселый итог, но зато как богат ждущий его город и как быстро положит он к его стопам свое богатство.

Генрих, живший только в деревне и маленьких городках, задыхаясь, несется по Гамбургу, одному из крупнейших городов мира, на людных улицах которого далекие континенты выставляют напоказ свои сокровища. Дома в предместье святого Георга кажутся ему дворцами, роскошны кареты и экипажи, щеголеватых лошадей в серебряной сбруе он видел разве что у штрелицкого герцога. Каким деревенски убогим и потертым выглядит его единственный костюм по сравнению с матовым блеском тяжелых сукон, шуршанием шелка и вызывающей пышностью бархата! Не князь ли это едет там, что так снисходительно и в то же время учтиво приподнимает блестящий цилиндр? Нет, это гамбургский купец. Запомни-ка, Генрих, эту картину. Рано или поздно, но и ты тоже будешь так ехать по улицам этого города, который хочет быть завоеванным лишь тобой!

Все сильнее становится сутолока, все выше дома, все богаче витрины. До третьего этажа доходят сверкающие вывески магазинов. О, какой красивый звон!.. Он удивленно задирает голову и стоит, пока нетерпеливые прохожие грубо не отталкивают его с дороги. А это? Да это, вероятно, Бинненальстер. Здесь святая святых той сокровищницы, которая зовется Гамбургом. Здесь сверкает золото, здесь играют бриллианты. Парусные лодки и лодки с веслами бороздят чуть колышущуюся водную поверхность. На одной из лодок играет музыка. Да, кто достаточно богат, тот, конечно, может и в разгар рабочего дня оставить свою контору, чтобы поразвлечься с приятелями.