Роберт Леки - Каска вместо подушки

Как это было здорово!

Не стану утверждать, что я имел тонкий вкус, но каждый глоток сакэ сопровождался ни с чем не сравнимыми ощущениями. Я и не знал, что так приятно пить вино врага.

Напивались мы изрядно.

После одной из таких посиделок я, не слишком твердо держась на ногах, удалился в спальное помещение, иными словами, отошел на пару шагов от сидевших кружком парней и рухнул в небольшое углубление, которое заранее выкопал в земле. Высоко надо мной вяло шевелились пальмовые ветви, создавая впечатление, что теплая звездная тропическая ночь едва слышно дышит. Я уснул. А проснулся, почувствовав, что где-то рядом назойливо жужжат и свистят какие-то крупные насекомые. Через несколько минут я понял, что это пули, перевернулся на другой бок и снова заснул, весьма огорченный, что японцы все-таки нас нашли.

Такова была сила сакэ.

Утром причина стрельбы разъяснилась. Оказывается, огонь вели две роты 5-го полка, приняв друг друга за противника.

— Торопыги, — заключил рассказчик, и я ему сразу и безоговорочно поверил. Ему не требовался авторитет. Он владел теорией — единственным авторитетом, который был нужен на Гуадалканале.

Утром очень хорошо шло пиво. Оно было полно прохладой ночи и темнотой моря под песками.

У Пня пиво не задержалось. Не то чтобы он много пил, просто он пил его слишком быстро, хотя, возможно, это одно и то же. Он с трудом поднялся на ноги, вышел из тени и рухнул в тот самый момент, когда солнце коснулось его головы. Мы заботливо укрыли его тело пальмовыми листьями, а на грудь поставили пустую бутылку от сакэ. В таком виде он очень смахивал на какую-то синтоистскую святыню.

Затем Здоровяк внезапно решил, что он одет совершенно неподобающим образом. На нем не было штанов. Недостаток столь важного предмета одежды, даже среди людей, не слишком озабоченных требованиями приличий, казалось, причинил ему самую настоящую боль. Он с трудом поднялся на ноги, отыскал штаны и, пошатываясь, побрел с ними к воде.

— Эй, Здоровяк, куда ты направился?

— Хочу надеть штаны.

— В воде, что ли?

Здоровяк глупо ухмыльнулся, продемонстрировав набор больших крепких зубов.

— Мне правится надевать штаны в океане. Он вел себя воистину неподражаемо! Всякий раз, когда волна откатывалась с берега, он засовывал левую ногу в штанину. Затем с преувеличенной осторожностью пьяного он начинал тянуть штаны вверх. Пока он аккуратно балансировал на правой ноге, накатывала очередная волна и шлепала его по розовому заду.

Каждый раз он с большим достоинством поднимался и повторял процедуру снова. Волна весело накатывала и опять сбивала его на песок. Один или два раза ему удавалось несколько секунд пробалансировать на этой коварной правой ноге и с неуверенной улыбкой оглянуться назад, словно чтобы посмотреть, там ли его старый приятель — волна. Она всегда оказывалась на месте. Такова была сила японского пива.

После первого дня нас бомбили регулярно, минимум один, а иногда и несколько раз в день. В проливе начали появляться корабли противника. Игнорируя возможный отпор с нашей стороны, они приближались к берегу и обстреливали нас. Японцы явно были настроены серьезно.

Чтобы защитить аэродром Хеидерсоп-Филд от противника, всерьез вознамерившегося драться за Гуадалканал, нужно было организовать специальные ночные дозоры. Первый день, когда обеспечить людей для дозоров было приказано нашей роте, стал концом пьянства и лодырничества.

В тот день у нас закончилось спиртное. Я был среди тех, кто отправился в глубь острова через кокосовые рощи и заросли купай в точку, где мы должны были защищать Хеидерсоп-Филд.

Прямо передо мной шагал Беззадый. Это был высокий и шумный парень из Мичигана, который обладал непопятным свойством нестерпимо раздражать любого из роты, кто шел следом за ним. Странность заключалась в том, что зада, казалось, у него действительно не было. Его бедра были такими длинными и плоскими, что патронташ все время грозил съехать с пояса прямо на лодыжки. Там не было никакого изгиба костей или плоти, чтобы его задержать. Беззадый шествовал, не сгибая коленей своих ненормально длинных и тонких, как спички, ног, а больше всего раздражало то, что в том месте, где его штаны обязаны были оттопыриваться, обтягивая выпуклости ягодиц, они вроде бы даже вваливались внутрь. А если к этому добавить тонкий, даже, пожалуй, писклявый девичий голосок, можно себе представить, почему тот, кому повезло оказаться в строю за этим человеком, очень быстро приходил в неистовство. Лично мне с превеликим трудом удавалось сдерживаться и не потыкать Беззадого штыком в то место, где у нормального человека должен был находиться зад.

В тот день мы, примкнув штыки, шли через купай к лесу, за который только что упало круглое красное солнце. Капрал Гладколицый шагал позади Беззадого. Гладколицый был пьян — допил остатки сакэ. Он шел слегка покачиваясь и казался вполне довольным жизнью, когда неожиданно опустил винтовку, с воплем бросился на Беззадого и ткнул его штыком в ту часть, которая находится ниже спины.

В первый момент мы решили, что Гладколицый его убил, потому что Беззадый испустил крик, который может быть только криком умирающего человека. К счастью для солдата, ограниченные размеры мишени не позволили пьяному капралу попасть точно в цель. Штык проткнул штаны, даже не поцарапав плоть. Несчастный пострадал вовсе не от острой поверхности штыка, а от удара твердым дулом винтовки.

Гладколицему происшедшее показалось столь забавным, что ему пришлось даже сесть, чтобы вволю насмеяться. Когда же он снова встал, подала голос артиллерийская батарея, стоящая где-то в джунглях. Наши 75-миллиметровые гаубицы вели огонь по неизвестной нам цели. Собственно говоря, стреляли они довольно часто, и никогда нельзя было сказать точно, просто ли они простреливают территорию или ведут огонь по врагу. Но неожиданно раздававшийся грохот полевых батарей всегда здорово действовал на нервы, даже если точно известно, что орудия свои.

Гладколицый обнажил свои маленькие ровные зубки, со звериным рыком повернул свою винтовку в сторону стрельбы и открыл огонь. Это стало концом карьеры капрала Гладколицего на Гуадалканале. Его увели под охраной.

Но он все-таки решил оставить последнее слово за собой. Когда его посадили на заднее сиденье капитанского джипа, он поднялся на ноги и с большим достоинством заявил:

— Я не поеду в машине «капитанского звания»!

В этот самый момент джип прыгнул вперед, и Гладколицего выбросило из машины. Совершив замысловатый кульбит, он приземлился, но неудачно — сломал лодыжку, — и был отправлен в госпиталь. В ту же ночь на аэродроме приземлился один из очень редких транспортов и его эвакуировали на Новую Зеландию. Там его вылечили, немного подержали на гауптвахте и в конечном итоге отпустили попастись среди роскоши Окленда. Сломанная лодыжка Гладколицего хотя и не была раной, полученной в честном бою, но все же стала самой первой из тех «легких ран», столь желанных для всех ветеранов. Лишние дырки и разрезы на теле выводили человека из боев и возвращали к многочисленным благам цивилизации.