Лики русской святости - Наталья Валерьевна Иртенина
Начала зарождаться эта легенда, по-видимому, в XIX веке. В самом ли Свято-Успенском Тихоновом монастыре или в тесно связанной с ним тогда знаменитой Оптиной пустыни; точно неизвестно, когда и где впервые была проведена аналогия между Сергием Радонежским и Тихоном Калужским. Быть может, преподобный Тихон постепенно стал восприниматься как «второй Сергий Радонежский» в рамках вековой эпопеи освобождения Руси от ордынского ига. На это наталкивало некоторое сходство их биографий, монашеского подвижничества: одинокое отшельничество в дремучем лесу, суровейший аскетизм, прижизненное творение чудес. Оба были современниками эпохальных русских побед над лютым врагом. Наверное, сыграла свою роль и «магия» исторических дат. Куликовскую битву 1380 года, на которую преподобный Сергий благословил князя Дмитрия Донского, и Стояние на Угре, свидетелем коего был Тихон Калужский, отделяет промежуток ровно в столетие. Да и жизни свои оба великих подвижника скончали с той же разницей в век – один в 1392-м, другой в 1492 году. И если не сам Иван III приезжал к святому Тихону за благословением на смертный бой, то уж точно его сын княжич Иван Молодой, находившийся в войске на Угре, или воевода Даниил Холмский вполне могли посещать лесную монашескую обитель и получать благословение ее настоятеля.
Возможно, подобное осмысление роли Тихона Калужского как «второго Сергия» отобразилось на иконах, где они написаны вдвоем. Одна такая икона известна в Оптиной пустыни. Еще одна, точнее, вышитая хоругвь для ношения в крестных ходах, хранится в Казанской церкви московского музея-заповедника «Коломенское». Обе созданы в XIX веке. Возможно, аналогичных икон было больше, просто не все пережили богоборческое XX столетие.
А вот мемориальная мозаичная стела, установленная уже в наше время у стен Тихоновой пустыни в память о Стоянии на Угре, намного более пряма и категорична в толковании событий 1480 года. Один из фрагментов мозаичного панно, сделанного в стиле лицевой, то есть иллюстрированной, русской летописи, показывает нам сцену благословения Ивана III преподобным Тихоном. Князь коленопреклонен, позади стоит свита, взгляд Тихона обращен вверх, к небесам, благословляющий жест исполнен кротости и смирения…
Было это или не было? Великий князь в 1480 году на Угру не приезжал, его ставка находилась сперва в Коломне, затем в городке Кременец, в полусотне километров севернее Угры. Память современников и ближайших потомков такого события не зафиксировала. Возможно, какая-то информация содержалась в древнейшем Житии преподобного Тихона, но рукопись сгинула в пожаре Смуты XVII века.
И все же полностью сбрасывать со счетов легенду мы не можем. Так или иначе, но Тихонова пустынь и ее основатель в угорском противостоянии участвовали. Да и просто это очень красивая история, полная христианских мистических смыслов. Монах-подвижник отправляется из благоустроенной Москвы в дремучие леса на южное пограничье Руси. Ведомый волей Божьей, он поселяется в опасном краю, буквально при воротах, через которые проникал на московские земли извечный литовский враг. Созданный отшельником монастырь и собранные там иноки-молитвенники становятся духовной крепостью, молитвенным щитом, прикрывающим московские земли с юго-запада, где нет никаких крепостей и сильной воинской защиты. Калуга в то время – невеликий городок с крошечным гарнизоном. И именно в этом месте суждено сойтись русской и татарской ратям в схватке, которая покончила с тяжелым, неимоверно долгим, более чем двухвековым подчинением Руси Орде.
Христианство стоит на том, что ничего случайного не бывает ни в жизни любого человека, ни в истории любого народа. Каждое событие имеет свою причину, свой первоисточник и свои следствия в мире духовном, в той реальности, которую мы не видим, но которая пронизывает наше земное бытие. И нет ничего удивительного, нелогичного, случайного или бессмысленного в том, что за пару-тройку десятилетий до завоевательного предприятия хана Ахмата на пути, которым вскоре пойдут его полчища, чтобы повторить Батыев разгром Руси, оказался деревянный монастырек с горсткой монахов. Если Угру летописцы называли «поясом Богородицы», который оградил Русь от нашествия, то не была ли, как знать, Тихонова пустынь пряжкой этого пояса, застежкой, замкнувшей в тот год оборону русской земли? А рати князя Ивана Молодого и московских воевод не были ли стальными накладками этого пояса, не давшими татарской сабле перерубить его? Но без пряжки пояс не застегнулся бы.
Церковные книжники, составители летописей не оставили нам на этот счет своих размышлений. Мы знаем лишь, как молились всем русским миром, всем собором духовенства и православного люда о спасении от хищного волка Ахмата. Но молитва святого, чудотворца – не сольная ли партия в этом хоре, не сильнее ли она?..
И опять скажем – это красивая, величественная, дух захватывающая история. А потому легенда о смиренном отшельнике-прозорливце, благословившем государя всея Руси Ивана III на сражение с опаснейшим врагом и предрекшем ему победу, не могла не родиться в умах и сердцах русских людей.
* * *
Святость Тихона была очевидна для его учеников и последователей, которых он собрал в своей лесной пустыни. Монастырское предание хранило драгоценные для иноков сведения о жизни основателя обители. И когда Русская Церковь официально причислила Калужского чудотворца к лику святых, а произошло это во второй половине XVI века, спустя менее столетия после его кончины, – было написано Житие преподобного Тихона. Увы, оно не дошло до нас. Древнейшее жизнеописание святого, как уже упоминалось, погибло при разорении монастыря польско-литовскими интервентами во времена Смуты. В начале следующего столетия митрополит Димитрий Ростовский, составляя свой многотомный труд с житиями русских святых, не включил в него Житие Тихона Калужского – его просто не существовало. Лишь еще век спустя кое-какие сохранившиеся в памяти монахов биографические крупицы вошли в написанную церковную службу святому Тихону.
В XIX столетии автор «Исторического описания Тихоновой Калужской пустыни» архимандрит Леонид (Кавелин) подметил, что служба эта «ни мало не восполняет недостатка письменных сведений о преподобном Тихоне». Более того, в нее попали сведения из Жития совсем другого Тихона. Составитель службы «воспользовался теми частностями, которые находятся в житии соименного и современного ему преподобного Тихона Луховского, и перенес их… без всякого изменения». Монах Тихон, подвизавшийся на реке Лухе в костромских краях, переселился в Московскую Русь из Руси Литовской, из западных русских земель. Вот откуда в позднейшем Житии нашего героя, Тихона Калужского, появилось утверждение, что родом он из Великого княжества Литовского, точнее, из Малороссии, из «матери городов русских» Киева. В действительности же его происхождение остается покрыто мраком неизвестности. Ни из каких он мест, ни из каких слоев общества, мы не знаем…
Хотя… кое-что можно почерпнуть из того факта, что до ухода в калужские леса Тихон был насельником московского Чудова монастыря. Знаменитая обитель эта, основанная митрополитом всея Руси Алексием в XIV веке, располагалась в самом сердце русской столицы – в Кремле. И была она не просто ставропигиальной, то есть административно напрямую подчиненной главе Русской Церкви. Чудов монастырь являлся личной, домовой обителью митрополитов, а позднее патриархов всея Руси. Здесь они могли поселяться на покое, если покидали первосвятительскую кафедру (такое иногда случалось). В Чудовом монастыре жили подолгу церковные иерархи других поместных православных Церквей, когда приезжали на Русь, и ученые монахи из южных земель, которых приглашали в Москву с просветительскими целями. Тут же отбывали «тюремное заключение» проштрафившиеся представители священноначалия, которым митрополит или патриарх назначал наказание для смирения. Иными словами, Чудов монастырь во времена Московской Руси был «элитным». И войти в число его братии, стать послушником, а затем принять в нем монашеский постриг мог далеко не каждый. Не любой желающий. Очевидно, для этого требовалось личное дозволение и, главное, доверительное отношение главы Русской Церкви. Чудовскими монахами становились люди из высоких страт общества – из аристократии, из детей боярских, то есть служилого дворянства, либо из духовенства. Мог ли будущий Калужский чудотворец быть родом, например, из московской вельможной аристократии? Вполне. Как происходили из бояр и Сергий Радонежский, и Кирилл Белозерский, оба – основатели крупнейших русских монастырей, и иные известные церковные подвижники.
А кроме того, Чудов монастырь был центром книжности и учености, кузницей просвещенных деятелей Церкви. Можно сказать, он изначально, от своего основания, был ориентирован на просветительскую деятельность. Правда, сказать, был ли Тихон
