Семь очерков о Владимире Горовице - Зильберман Юрий Абрамович

илл.31 Фото из архива Йельского университета.

и зафиксированной в Отчете КО ИРМО, где значатся ровно те же сочинения: «№ 6. а) „Au Сouvent“ Бородина. б) Mélodie Падеревского. в) Вальс As-dur Шопена. Исп. уч-к Горовиц (низш. курса), кл. проф. Пухальского» [32, 1914–1915, с. 37][117] Это, между прочим, свидетельствует о прекрасной профессиональной памяти Горовица[118] на действительно важные для него события и, следовательно, о возможности высокой степени доверия к его высказываниям: ведь разговор с Шонбергом, о котором здесь идет речь, состоялся в 1987 г., то есть спустя 72 года после знаменательной встречи! Вообще же Горовиц об этой встрече говорил неоднократно, а однажды подобное его воспоминание было зафиксировано и видеозаписью[119]. Несомненно, что вечером того же запомнившегося Горовицу дня в марте 1915 г. он слушал игру А. Скрябина, — как, впрочем, и то, что он присутствовал на всех трех скрябинских концертах. Как известно, имя Скрябина было в доме Горовицев едва ли не священным: в его классе учился брат отца, Александр Иоахимович Горовиц, — безусловно, незаурядный пианист.

Чрезвычайно интересны программы киевских гастролей Скрябина. Так, в мартовских концертах 1915 г. были исполнены ранние прелюдии, экспромты, этюды и мазурки, Третья, Седьмая и Девятая сонаты, «Листок из альбома», «Мрачное пламя»[120], одна из прелюдий ор. 74, поэмы: «К пламени», «Маска», «Странность», «Сатанинская поэма»[121]. Показательно, что прелюдии, этюды и сонаты Скрябина всегда составляли основу концертного репертуара Горовица, а Этюд ре-диез минор он с огромным успехом исполнял всю жизнь и играл на московском концерте 1986 г.

Известно также, что скрябинские сочинения составляли значительную часть репертуара Александра Иоахимовича Горовица, которому Владимир доводился племянником. А. Горовиц играл их и в киевских концертах; трудно предположить, что В. Горовиц (как, впрочем, и некоторые другие члены семьи) по каким-то причинам их не посетили. Так, например, 16 февраля 1916 г., в лекции-концерте, посвященной памяти композитора[122], А. Горовиц сыграл 12 прелюдий ор. 11, 16 и 35; 2 мазурки ор. 25 и 40; этюд ор. 2, № 1; сонату-фантазию ор. 19 (соль-диез минор); 2 поэмы ор. 32 (Фа-диез мажор и Ре мажор) [32, 1915–1916, с. 3]. Обращает на себя внимание, что некоторые из исполненных в тот день произведений Скрябина позднее записаны на пластинки уже Владимиром Горовицем. Если сопоставить вышеприведенный список сочинений с дискографией В. Горовица[123], выяснятся следующие совпадения: Поэма ор. 32 (Фа-диез мажор), прелюдии ор. 11 и 16, этюд ор. 2, № 1. В знаменитом московском «концерте-возвращении» 1986 г. В. Горовиц тоже играл А. Скрябина, и это были все тот же этюд до-диез минор ор. 2, № 1 и ре-диез минор ор. 8, № 12. Г. Шонберг, описывая этот концерт, особенно отмечает исполнение этюда: «Когда Горовиц начал играть этюд Скрябина до-диез минор, эту квинтэссенцию Матушки России (здесь мы фиксируем некоторую американскую неуклюжесть в формулировке русского образа. — Ю. З.), люди плакали» [50, р. 31]. Трудно сказать, чего больше в этом постоянном возвращении к Скрябину — воспоминаний о юности или влияния более зрелого исполнительского опыта. Но в любом случае роль первого впечатления от «живого» скрябинского исполнения, равно как и значение хорошего знакомства с интерпретациями ученика Скрябина — А. С. Горовица, никак нельзя сбрасывать со счетов.

Монография Г. Пласкина начинается почти детективной историей о посещении маленьким киевлянином В. Горовицем концерта еще одного великого музыканта — пианиста И. Гофмана. Пласкин, конечно, фантазирует, рисуя совершенно невозможную для того времени картину: девятилетний Володя Горовиц проникает на концерт Гофмана под полой длинного пальто кого-то из слушателей[124]. Не комментируя далее это заблуждение биографа, отметим, что Горовиц, скорей всего, все же был на данном концерте, состоявшемся 12 декабря 1912 г.,[125] — но только, вероятно, в сопровождении кого-то из старших. Свидетельство вновь слышим из уст самого Горовица. Разговаривая с Д. Дюбалем в 1986 г., пианист вспоминал: «Он (И. Гофман. — Ю. З.) был первым человеком, который произвел на меня впечатление, когда я был мальчиком» [47, р. 7]. О том же концерте Горовиц рассказывал и другому своему биографу — Г. Шонбергу — в 1987 г.[126] Небезынтересно привести здесь целиком программу, сыгранную в тот вечер Гофманом, которую публиковала газета «Киевлянин»: 32 вариации (до минор), «Bagatelle» (Ми-бемоль мажор) и Соната № 17 (ре минор) Л. Бетховена, Скерцо (Ми мажор), Ноктюрн ор. 9 (Си мажор) и Мазурки (Си мажор и фа минор) Ф. Шопена, две прелюдии С. Рахманинова (ре минор и ля минор), «Колыбельная» и парафраз на мотивы из оперы «Евгений Онегин» П. Чайковского — Е. Пабста [52, 1912, № 345]. Вообще же приезд в Киев пианиста с мировой славой, незадолго до этого сыгравшего в цикле из двадцати одного концерта 255 произведений, конечно, не мог пройти незамеченным для такой музыкальной семьи, как Горовицы.

С серьезными основаниями следует предполагать и то, что Горовиц еще в Киеве слушал игру С. В. Рахманинова — это особенно важно в связи с тем поистине колоссальным влиянием, которое оказал на него Рахманинов — композитор и пианист. Трудно сказать, когда Горовиц мог впервые увидеть Рахманинова на концертной эстраде[127]. Например, это могло произойти в оперном театре 2 ноября 1911 г., когда состоялась киевская премьера Третьего фортепианного концерта[128] [52, 1911, № 305]. (Следующий, сольный концерт, С. Рахманинов играл 23 ноября[129] того же года в Купеческом собрании [52, 1911, № 324], и вероятность того, что Горовицы присутствовали на нем, также велика). Известно, что мать В. Горовица — Софья Яковлевна — в один из приездов Рахманинова в Киев договаривалась с композитором о том, чтобы он прослушал сына. Много позже Горовиц, упоминая об этом случае, говорил, что Рахманинов тогда играл свой 3-й концерт [50, р. 111][130]. Но известно, что Третий концерт в авторском исполнении звучал в Киеве и позднее — 8 марта 1915 г.[131] Поэтому возникает вопрос, в каком году Рахманинов назначил эту встречу?

Мы не знаем, чем восьмилетний Горовиц мог удивить Рахманинова в 1911 г. (первое документальное свидетельство о его ученическом репертуаре относится к 1913 году — см. выше). Однако нам хорошо известна программа, с которой он выступил на ученическом вечере консерватории 7 марта 1915 г.[132] Именно на этом вечере присутствовал Рахманинов[133] — не только в качестве гостя, но и в должности Инспектора Главной дирекции ИРМО. Обратим внимание на то, что он в те дни находился в Киеве одновременно со Скрябиным, и хлопоты родителей Володи Горовица о прослушиваниях у двух знаменитых композиторов-пианистов, вероятно, совпали по времени. Тут же возникает еще один вопрос: зачем Софье Горовиц понадобилось представлять сына Рахманинову, если последний уже и так слушал его выступление 7 марта? Несколько проясняет ситуацию информация газеты «Киевлянин», в которой, в частности, говорится: «Находящийся в настоящее время в Киеве пианист-композитор С. В. Рахманинов посетил 7-го марта ученический вечер в Консерватории… Прослушав несколько номеров, С. В. Рахманинов покинул зал, выразив профессорам консерватории свое удовольствие» [52, 1915, № 68]. Поскольку Горовиц играл шестым (из двадцати солистов ученического вечера), следует полагать, что в число «нескольких номеров», прослушанных Рахманиновым, он не вошел; но если это так, то композитор покинул зал совсем незадолго до его выхода на эстраду — ведь Горовиц играл ближе к началу концерта! Поэтому особенно понятны усилия, предпринятые его родителями для организации «приватной» аудиенции. Хотя нельзя исключить и другую версию: встреча была назначена «в подкрепление» позитивного впечатления Рахманинова от игры Горовица, которую последний действительно слушал ранее, на концерте. Правда, в этом случае либо Горовиц, либо Рахманинов должны бы были в своих последующих высказываниях как-нибудь упомянуть об этом факте (во всяком случае, из слов Рахманинова, которые приведены ниже, такой вывод не следует).