Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына - Хуан Пабло Эскобар
О его смерти мы действительно очень сожалели. Не в последнюю очередь потому, что дедушка всегда держался взвешенной позиции, какие бы потрясения ни обрушивались на семью. Так было в семидесятые, когда отец ступил на криминальный путь, и так продолжалось всю его жизнь.
Я помню редкостную осмотрительность дедушки Абеля и его уверенное решение не изменять сельской жизни. Даже в самые тяжелые времена, когда мы, спасаясь от властей, были вынуждены перебегать от укрытия к укрытию, он каждый месяц привозил нам хотя бы мешок картошки, выращенной им собственноручно. Эта молчаливая поддержка была его способом показать нам свою любовь.
Теперь дедушка умер, и по закону мы с Мануэлой стали наследниками нескольких хозяйств в восточной части Антьокии – доли имущества, которая предназначалась бы отцу, будь он жив: Ла Сеха, Эль Учуваль и Эль Табласо.
Адвокат Франсиско Саласар Перес в то время занимался вопросами возвращения собственности, арестованной прокуратурой, так что мы просто выдали ему еще одну доверенность – на оформление нашего наследства. Следующие несколько месяцев мы получали от него отчеты, согласно которым судебное разбирательство продвигалось медленно, но без особых трудностей.
Еще через некоторое время, в ноябре 2005 года, мне написала Паула Лопес, журналистка из медельинской газеты «Ла Чива». Она готовила к публикации статью о завещании бабушки Эрмильды и прежде, чем публиковать ее, хотела узнать мое мнение.
Документ был зарегистрирован в нотариате муниципалитета Ла Эстрелья, и, согласно завещанию, бабушка оставляла имущество своим пятерым детям (двое из которых, Пабло и Фернандо, ко дню нашего разговора с Паулой уже умерли), сестре, шестнадцати (на тот момент) внукам и четверым правнукам. Как и отец, она составила завещание задолго до смерти.
Паула прислала мне этот документ по электронной почте. Прочитав его, мы убедились, что бабушка отказала своему сыну Пабло в наследстве, и что какие бы то ни было теплые чувства родственников с отцовской стороны не имели отношения к нам с Мануэлой. Но все наше время занимали повседневные заботы, насыщенная жизнь Буэнос-Айреса, и потому досада и раздражение быстро канули в Лету.
Однако нам предстояла еще одна, последняя, встреча с бабушкой в сентябре 2007 года. Мать тогда приехала в Медельин по своим делам, и ей сообщили, что за последние недели диабет резко подкосил здоровье Эрмильды. Мать навестила ее в Эль Побладо. Встреча получилась недолгой, но очень эмоциональной, и когда мать начала было прощаться, бабушка обратилась к бывшим при ней неотлучно сыновьям со словами, в которых можно было услышать раскаяние:
– Перед смертью я хочу попросить вас выполнить обязательства, которые еще не выполнены, и отдать детям Пабло то, что им причитается.
В октябре 2007 года бабушка Эрмильда умерла от диабета, и ее похоронили на кладбище Хардинес-Монтесакро рядом с моим отцом. Несколько дней спустя нам пришло письмо от Лус Марии Эскобар: она просила нас назначить адвоката, который представлял бы нас в деле о наследстве.
Прямо из телефонной будки возле дома я позвонил адвокату Саласару и попросил его заняться этим процессом тоже. Мы договорились, что его гонорар составит пятнадцать процентов от того, что мы получим, хоть я и был уверен, что сумма в итоге не будет значительной: вряд ли добрые намерения бабушки перед смертью возымеют какое-то реальное действие.
Вскоре мы узнали, что дядья и тетки еще до открытия дела о наследстве успели прибрать к рукам несколько автомобилей, мебель, произведения искусства и прочее. И, разумеется, они разделили целое состояние в драгоценностях и срочных депозитных сертификатах, открытых бабушкой на подставные имена. Это было несложно сделать – по какой-то причине эти ценности в завещание не попали.
Ни для кого в семье не было секретом, что в свое время отец привозил домой пакеты, набитые драгоценностями, которые потом отдавал бабушке и иногда тетям. Иногда ради развлечения он разыгрывал их; я сидел у него на коленях, а он просил меня выбрать выигрышный номер. Все эти кольца, браслеты, ожерелья и часы отец получал от тех, кто терял партии кокаина или только начинал заниматься этим бизнесом – в счет долга.
Но суть в том, что даже спустя семь лет после смерти бабушки мы так и не получили своей доли ее наследства – мы не получили вообще ничего. По словам ее отпрысков, все имущество исчезло в руках кредиторов (никогда не существовавших). Родственники сумели отобрать даже ту малую долю, что нам принадлежала.
Вопрос с квартирой в здании «Абедулес», в которой жила бабушка, не решен и сейчас: она так и стоит пустая, с кучей долгов и очередью из двух десятков наследников, полных надежды ее получить.
Процесс вступления в наследство бабушки Эрмильды также открыл нам глаза на то, как вел дела адвокат Саласар. Он попросту не появлялся на судебных заседаниях, связанных с наследством дедушки Абеля, хотя процесс уже находился на завершающем этапе, и лишь умасливал нас телефонными отчетами о том, что все идет «нормально». Если бы мы вовремя не спохватились, то потеряли бы все.
Но в один прекрасный день я, соблюдая строжайшую секретность, отправился в Колумбию и лично удостоверился, что Саласар нам все это время врал. Этот факт зафиксирован во множестве досье и соглашений, в которых он представлялся нашим доверенным лицом, но не предпринимал никаких действий.
Разочарованный, я отправился в суд по семейным делам, где полным ходом шло рассмотрение вопроса о наследстве деда, причем так быстро, что оставалось чуть больше двух суток до истечения срока давности. Там-то я и поймал его «метод ведения дела» с поличным.
Узнав, что его разоблачили, Саласар позвонил мне, сказал, что неправильно вел дело, и спросил, сколько должен мне за ошибку. Я взорвался:
– Это уже слишком! Речь не о том, сколько вы мне должны. Вы лучше всех знаете наше финансовое положение. Вы знаете, что нам очень нужны эти деньги на жизнь в Аргентине. У нас с сестрой уже как-то отобрали нашу долю наследства отца, а теперь, благодаря вашей невнимательности, сделают это снова!
Мы были брошены на произвол судьбы. Пришлось срочно искать юридическую контору, которая бралась бы за решение любых вопросов, потому что все наши судебные тяжбы разом остались без адвоката. Так мы вышли на Дарио Гавирию. Он согласился взяться за оба процесса, но через другого адвоката, который подписал бы за него бумаги: он не хотел напрямую участвовать в семейных разборках.
Однако и эта договоренность едва не
