Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник) - Александр Романович Лурия
Чтение
Он потерял «определенность мира», его мир был раздроблен. Но и это еще не всё…
Давно, в первые месяцы после ранения, он сделал ошеломляющее открытие: он потерял свои старые знания, он, студент четвертого курса механического института, стал неграмотным!!
Это внезапное открытие было сделано давно – он только-только стал подниматься с постели и выходить. Какую же злую шутку сыграла с ним судьба?!
«Я вышел из комнаты в коридор посмотреть и найти самому уборную, о которой говорили мне, что она находится тут же, рядом. Я подошел к ближней двери и стал смотреть на вывеску. Но сколько я ни смотрел на вывеску и на буквы, я никак не мог что-либо прочесть. Какие-то странные буквы, иностранные буквы… и, главное, нерусские буквы были передо мной! Когда я спросил у проходившего мимо больного, показывая на вывеску: “Это что?”, то он ответил мне: “Это мужской туалет. А ты что, или читать не умеешь?” – и прошел мимо. А я словно прирос к вывеске и никак не могу понять, почему же тогда я не прочту вывеску, вижу ее, я же не слепой. Но отчего же буквы иностранные? Не подшутил ли надо мной больной?
Я пытаюсь разобраться снова – и… то же самое!.. Я подошел к одной двери и посмотрел на вывеску. На вывеске что-то написано, но опять не по-русски. Я смотрю на вывеску, и мне кажется, что это не иначе как уборная. Но я уже подхожу к другой комнате и опять смотрю на вывеску. И она мне опять кажется такой же непонятной, иностранной. Я долго рассматривал эти две вывески, очевидно предназначенные для двух уборных – женской и мужской, как мне говорили. Но как же понять, которая из уборных мужская, а которая женская».
Вот он идет к глазному врачу. Он должен проверить остроту зрения, и вдруг – снова то же самое, снова это удивительное открытие: он не знает букв, он стал неграмотным!
«Глазной врач посадил меня на стул, включил электрическую лампочку и просил меня смотреть на табличку, на которой были нарисованы буквы разных размеров. Врач взял указку и показывает на букву, сначала на среднюю. А я вижу какую-то букву, но не знаю совсем, что это за буква, и молчу. Я снова молчу, потому что не знаю и этой буквы. Врач-женщина начинает нервничать: “Что же вы молчите?” Наконец я вспомнил что-то и говорю: “Не знаю!” Врач в гневе, но удивлена, как мне показалось: “Неужели вы до сих пор неграмотны?”
Любая буква для меня кажется незнакомой, иностранной, когда я просто смотрю на нее, на ту, на другую. Но когда я начинал напрягать память свою на данную букву и начну пересчитывать вслух алфавит, я обязательно уже вспомню букву, как она произносится».
Ему читают газету. Как хорошо ее слушать! Он снова включается в жизнь.
Он берет газету, хочет сам взглянуть на нее.
«Но что это такое? Мне буквы показались иностранными, и я подумал, что эта газета напечатана не по-русски. Я посмотрел на заголовок газеты. Он был большой, и мне показалось, что эта знакомая газета, но почему она не по-русски написана? Может, это газета написана на языке какой-нибудь одной из наших республик СССР… Но командир читает ее вслух и по-русски.
Странно. Я останавливаю чтеца и спрашиваю его: “Это… как ее… газета наша… по-русски?” Товарищ засмеялся, но не очень громко, потому что он видит разбитую и забинтованную голову, и начал отвечать: “Ну, конечно, это наша газета «Правда», неужели ты не видишь, что она очень даже по-русски написана”. Я еще раз посмотрел на заголовок, но прочесть не смог названия газеты, хотя я видел несколько крупных букв, и мне даже показалось, что эти буквы похожи на газету “Правда”, но почему же я не прочту этого названия, даже если оно крупное?
…И я думаю: “А все-таки, наверное, я все еще сплю, и все это мне снится во сне” – так решил я для своего успокоения. Неужели и вправду я не умею читать теперь? Нет, не может этого быть.
Я вдруг привстал и взглянул на газету, увидел в газете портрет Ильича, сразу узнал его, обрадовался знакомому лицу! Но вот печатных букв, даже самых крупных букв “Правда”, я никак не мог узнать и прочесть. Странно что-то.
До меня тогда никак не могло дойти, что от ранения головы я могу очутиться неграмотным и глупым.
Неужто я не могу теперь считать, не могу прочесть даже своих русских слов, хотя бы слова “Ленин” и “Правда”? Странно как-то, смешно».
Он озадачен, растерян. Что же с ним?! Ведь этого не может быть. Ведь только недавно он был студентом, сдавал экзамены, зачитывался книгами, он был командиром, он сам вел работу с бойцами. Что же это?!
«И вдруг я опять, когда стал взрослым, забыл все буквы и не могу их запомнить заново. Я смотрел на новую учительницу и без конца глуповато улыбался. Я не верил сам себе, что я вдруг стал неграмотным, что я забыл все буквы. Ведь так не бывает. Ведь я же учился, ведь я много знал и вдруг ничего не знаю. Я начал верить, что это я вижу сон… страшный сон!
А как это тяжело лишиться возможности читать, когда каждый человек в результате чтения узнает многое, многое и начинает представлять себе окружающий нас мир в более простом и понятном свете, и видеть всё то, чего никогда не мог видеть, ощущать, понимать. Научиться читать книги и читать их – это значит владеть чудом волшебным, и этого чуда лишен теперь я… И это страшное бедствие для моего сознания… да, я лишен чуда чтения, и это страшное горе».
Нет, так быть не должно! Ему надо снова учиться. Как странно: надо снова учиться, чтобы стать грамотным. И учение начинается.
За учебу!
Ему дан преподаватель, логопед, специально подготовленный, чтобы восстанавливать речь больных, таких, как он, больных, у которых ранение разрушило их прежние знания. Он будет учиться!!
«Неужели это правда, что я снова учу букварь, который я когда-то в детстве учил? Быть не может!.. Это сон мне снится, я скоро проснусь ото сна! Только странно, почему так долго не просыпаюсь? Странным все это мне кажется. Неужели и вправду я так ранен, что
