Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский
Результаты союзнической блокады Германии хорошо известны, поэтому нет надобности подробно останавливаться на прискорбной, фактически аналогичной ситуации в России. Чтобы лучше понять значение этого для страны, втянутой в мировую войну, достаточно представить, что было бы с Францией, отрезанной от колоссальных человеческих и материальных военных ресурсов, которые ей доставлялись со всех концов света.
«Россию можно уподобить дому, все двери и окна которого плотно заколочены, куда можно попасть только через печную или водопроводную трубу». Таково мнение представителей межсоюзнического Совета, побывавших в Петрограде в феврале 1917 года.
Второй причиной потрясений в экономической жизни России стал запрет на торговлю водкой с первого дня войны. Не стану подчеркивать только тот факт, что государство лишилось трети дохода. Любое государство лишь выиграет, потеряв миллиард, но гарантированно искоренив в стране пьянство, повысив производительность труда и доходы граждан. Но крестьяне, перестав пить, запросили еды. Потребление хлеба выросло с четырнадцати до двадцати одного и более фунта на человека. От производителей требовали неслыханного количества мяса, масла, яиц. Не имея больше возможности тратить деньги на водку, крестьяне начали не только потреблять продукты, которые раньше поставляли на рынок, но и приобретать хозяйственные товары, даже предметы роскоши. Впрочем, вскоре покупать стало нечего, поскольку запасы товаров в городах не удовлетворяли спрос зажиточного трезвого сельского населения, отвечая лишь потребностям пьянствующей бедноты. Во время войны не было абсолютно никакой возможности урегулировать проблему спроса и предложения. Напротив, предложение вскоре еще сократилось, когда поставлявшие промышленные товары на внутренний рынок фабрики и заводы перешли исключительно на военное производство. Об импорте потребительских товаров не было даже речи. Как только деревенские жители поняли, что уже нельзя купить за деньги ни водку, ни хозяйственные товары, то сразу же перестали поставлять на рынок продукты. Вдобавок они увидели, что накопленные за какое-то время деньги (в первые годы войны денежные запасы в деревнях доходили до 6 миллиардов рублей) обесценились. Согласно простому экономическому закону, гораздо выгоднее запасаться зерном, чем деньгами, которые становятся никчемными, теряя стоимость, поэтому они решили держать хлеб при себе. Чтобы правительство не конфисковало его, зерно прятали в силосе. Помню, как в 1915 году бюджетная комиссия Думы ломала голову в поисках способов получить от крестьян либо хлеб, либо деньги.
Мобилизованной армии сразу потребовалась огромная доля производившегося в стране продовольствия. Она одна потребляла столько же мяса и масла, сколько до войны население в целом. До войны Россия ежегодно экспортировала 400–600 миллионов пудов зерна, тогда как в первый военный год правительство только для армии закупило 300 миллионов пудов. В 1916 году армия съела миллиард пудов зерна, иными словами, всего на 200 миллионов меньше общего довоенного запаса зерновых в России, предназначенного как для внутреннего потребления, так и на экспорт.
Нужды армии и скопившиеся в деревнях излишки спровоцировали острый кризис в «европейской житнице», быстро достигший катастрофических масштабов. Трезвость и финансовое благополучие крестьян полностью расстроили финансовую жизнь страны, приведя в результате к заметной нехватке продуктов. Что повлекло за собой экономическую анархию.
Впрочем, свою роль тут сыграли и прочие факторы. Почти совсем прекратился импорт угля; железные дороги и военные заводы страшно нуждались в топливе. Больше всего пострадал Петроградский район, главный центр металлургической промышленности, всегда зависевший от импортного угля. Кроме того, со своей стороны, ощутимо сократилась производительность российских шахт из-за непредвиденной мобилизации шахтеров, неграмотной материальной эксплуатации, нехватки рабочей силы, голода, участившихся спорадических возмущений и беспорядков среди рабочих.
Одним словом, самого по себе экономического положения России во время войны было достаточно для приближения катастрофы. Только продуманная система использования и строго упорядоченное экономичное распределение ресурсов страны позволили бы решить серьезные экономические и финансовые проблемы. В самом начале войны следовало полностью реорганизовать политическую и производственную жизнь России, собрав воедино жизнеспособные силы. Но вместо компетентного правительства Россию возглавлял Распутин, поддержанный кликой преступников, болтунов, ни на что не способных невежд и бессовестных авантюристов. Они просто воспользовались войной, патриотическим воодушевлением народа, как удачной возможностью для уничтожения всех независимых институтов. Для деятелей вроде Н. Маклакова[9], Сухомлинова и им подобных война стала подходящим поводом для подавления оппозиции и революционного движения, которым сочувствовало девяносто пять процентов населения. Царское начальство нагло устроило настоящую оргию жестоких репрессий. Немедленно были запрещены все петроградские рабочие организации и печатные издания. Сотни тысяч «нелояльных» граждан высылались в Сибирь. Поляки, евреи, финны, представители других национальностей подвергались преследованиям. Сурово пресекались любые независимые патриотические инициативы. Казалось, правительство задалось целью удушить любые спонтанные проявления жизни и деятельности в стране, без всякой помощи продолжавшей войну. Тем временем война требовала непрерывных героических усилий всего народа. Пожалуй, эта необходимость сильней ощущалась в тылу, чем на фронте, поскольку небывалый конфликт представлял собой скорее затяжную войну, чем череду решающих сражений.
Нас, революционеров, в тот военный период называли утопистами за надежду освободить Россию, опираясь на патриотизм и здравомыслие народа, но не были ли наши критики еще наивнее, веря, будто правительство Распутина, Горемыкина, Сухомлинова и прочих сможет вести войну еще хоть один день, не подвергая страну опасности? Однако в начале войны уверенность в способности правительства успешно управлять ситуацией заставила представителей высших классов, правительственных и либеральных думских партий выйти из оппозиции и на полтора года превратила либеральный лагерь в бездеятельных отступников. Пока правительство совершало ошибку за ошибкой, преступление за преступлением, высшие классы не желали замечать признаков приближения неминуемой катастрофы, автоматически повторяя абсурдное заявление: «Во время войны оппозиция должна прекратить оппозицию». Распутинская Россия пародировала «священный союз» французского и английского парламентаризма и дорого заплатила за это.
До разгрома в 1915 году в Галиции Россия молча приносила себя в жертву старому режиму. Но если ее молчание объясняется просто железной цензурой, которая скрывала действительность, вселяя напрасные надежды напоминаниями о победах 1914 года, внушая ложное ощущение безопасности, молчание тех, кто стоял во главе событий и знал о происходящем, было просто преступным.
Позже Дума снова пошла в атаку против старого режима, впоследствии перенеся нападки на Временное правительство, на которое возлагали вину за дальнейшие военные неудачи. Но истинный промах, непоправимую ошибку она совершила в тот момент, когда обладала полнотой власти и достаточным авторитетом для принятия мер, исключающих беспорядки. Она видела, что высшее командование губит армию, министры подрывают экономику страны, возбуждают недовольство народа, знала, что с начала войны подавляются любые патриотические порывы, между народами России разжигается национальная рознь, сеется ненависть, и ничего не сделала. Немногие не поддавшиеся слепой вере в призрак «священного союза»
