Марк Твен - Автобиография

Заметки о «Простаках за границей»

Надиктовано во Флоренции, Италия, апрель 1904 года.

Начну с комментария по поводу посвящения к этой книге. Я написал эту книгу в марте – апреле 1868 года в Сан-Франциско. Она вышла в свет в августе 1869 года. Три года спустя мистер Гудман из Виргиния-Сити, штат Невада, в чьей газете я служил десятью годами ранее, приехал на восток, и как-то раз, когда мы прогуливались по Бродвею, сказал:

– Как вам пришло в голову украсть посвящение Оливера Уэнделла Холмса[60] и вставить его в свою книгу?

Я дал какой-то беззаботный и несущественный ответ, так как полагал, что он шутит. Но он заверил меня, что говорит серьезно, и продолжил:

– Я не обсуждаю вопрос, украли вы его или нет – потому что этот вопрос может быть разрешен в первом же книжном магазине, – я только спрашиваю, как вас угораздило его украсть, ибо именно на этом фокусируется мое любопытство.

Предоставить ему эту информацию я не мог, так как у меня ее не было. Я мог бы под присягой показать, что ничего не крал: таким образом, мое самолюбие ничуть не было задето, а дух – растревожен. В сущности, я полагал, что он спутал мою книгу с какой-то другой, сейчас попадет в неловкое положение и уготавливает скорбь для себя и триумф для меня. Мы вошли в книжный магазин, и он попросил «Простаков за границей», а также изящную, синюю с золотом, книжечку стихов доктора Оливера Уэнделла Холмса. Он раскрыл обе эти книги на страницах с посвящениями и сказал:

– Прочтите их. Ясно, что автор второго украл первое, не так ли?

Я был сильно пристыжен и невыразимо изумлен. Мы продолжили нашу прогулку, но я был не в состоянии пролить ни единого луча света на тот его первоначальный вопрос. Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел посвящение доктора Холмса. Я знал стихи, но посвящение было для меня новостью.

До разгадки тайны я добрался только через несколько месяцев, и она явилась ко мне любопытным и в то же время естественным способом, ибо естественный способ, предоставляемый природой и устройством человеческого ума для обнаружения забытого события, состоит в том, чтобы задействовать для его воскрешения другое забытое событие.

Я получил письмо от его преподобия доктора Райзинга, который был в мое время приходским священником епископальной церкви в Виргиния-Сити. В этом письме доктор Райзинг упоминал ряд событий, которые произошли с нами шестью годами ранее на Сандвичевых островах[61]; среди прочего он вскользь упомянул скудость отеля «Гонолулу» в смысле литературы. Поначалу я не распознал значение этой ремарки: она ни о чем мне не напоминала, – но некоторое время спустя меня вдруг осенило! В отеле мистера Кирхофа была только одна книга – первый том из синей с золотом серии доктора Холмса. В течение двух недель я имел возможность хорошо ознакомиться с его содержанием, потому что перед этим объехал большой остров (Гавайи) верхом на лошади и натер седлом столько мозолей, что если бы они облагались пошлиной, я бы разорился. Из-за них мне пришлось две недели просидеть в своем номере, без одежды, страдая от непрерывной боли, в обществе одних только сигар и маленького томика стихов. Разумеется, я читал их почти непрестанно, прочел от начала до конца, затем прочел в обратном порядке, затем начал с середины и прочел в оба конца, затем задом наперед и вверх ногами. Короче говоря, я зачитал книгу до дыр и был бесконечно благодарен руке, которая их написала.

Здесь мы имеем пример того, что может сделать повторение, ежедневное и ежечасное на протяжении значительного отрезка времени, когда человек просто читает для развлечения, без мысли или намерения сохранить в памяти прочитанное. Это процесс, который с течением лет выхолащивает всю суть из знакомого стиха Священного Писания, не оставляя ничего, кроме увядшей шелухи. Но в этом случае вы по крайней мере знаете происхождение шелухи, а в рассматриваемом примере я явно сохранил шелуху, но со временем забыл, откуда она взялась. Она пролежала, забытая, в каком-то темном закоулке моей памяти год или два, затем всплыла на свет, когда мне потребовалось посвящение, и была немедленно и ошибочно принята за плод моей счастливой фантазии.

Я был неопытен, я был невежествен, тайны человеческого разума все еще оставались для меня книгой за семью печатями, и я сдуру посмотрел на себя как на закоренелого, не достойного прощения преступника. Я написал доктору Холмсу, рассказал ему всю эту неприглядную историю и в пылких выражениях умолял его поверить, что я вовсе не намеревался совершать это преступление и не знал, что его совершил, пока меня не поставили перед лицом ужасной очевидности. Его ответ у меня затерялся, лучше бы я позволил себе затерять какого-нибудь своего дядю. Их у меня избыток, причем многие из них не представляют для меня никакой реальной ценности, а то письмо было единственным и бесценным, неизмеримо важнее всякого дядьства. В нем доктор Холмс добрейшим и целительнейшим смехом посмеялся над всем этим делом и обстоятельно, в замечательных выражениях заверил меня, что в невольном плагиате нет греха. Он пояснил, что я совершаю его каждый день, что он совершает его каждый день, что каждый живущий на земле человек, который говорит или пишет, совершает его каждый день, и не просто раз или два, но всякий раз как открывает рот. Что все наши формулировки суть разнообразные ожившие тени, отбрасываемые тем, что мы читаем, и ни одна наша удачная фраза никогда не является собственно нашей, в ней нет ничего собственно нашего, кроме некоего легкого изменения, порожденного нашим темпераментом, характером, окружением, образованием и ассоциациями. Это легкое изменение и отличает нашу фразу от манеры высказывания другого человека, отмечает ее нашим особым стилем и делает на данный момент нашей собственной, все остальное из нее является старым, шаблонным, антикварным и несущим в себе дыхание тысяч поколений тех, которые пропустили его через свои уста до нас!

За тридцать с чем-то лет, прошедших с тех пор, я убедился, что доктор Холмс был прав.

Мне бы хотелось дать примечание к предисловию «Простаков». В последнем абзаце этого короткого предисловия я говорю о владельцах газеты «Дейли альта Калифорния», которые «отказались от своих прав» на определенные корреспонденции, которые я написал для этого издания, будучи в поездке на пароходе «Квакер-Сити». Тогда я был моложе, теперь седовлас, но обида этих слов терзает меня, когда я сейчас, через много лет, перечитываю тот абзац, перечитываю, пожалуй, впервые с тех пор, как он был написан. Права были, это верно, – такие права, которые сильные способны приобрести над слабыми и отсутствующими. Когда-то, в шестьдесят шестом году, Джордж Барнс предложил мне сложить с себя обязанности репортера в его газете, сан-францисской «Морнинг колл», и несколько месяцев после этого я был без денег и без работы, затем в моей судьбе произошел благоприятный поворот. Владельцы сакраментской газеты «Юнион», крупного и влиятельного ежедневного издания, отправили меня на Сандвичевы острова, чтобы я писал оттуда по четыре корреспонденции в месяц, по двадцать долларов за штуку. Я пробыл там четыре или пять месяцев, а вернувшись, обнаружил, что являюсь чуть ли не самым известным честным человеком на Тихоокеанском побережье. Томас Магуайр, владелец нескольких театров, сказал, что теперь мне самое время сколотить состояние – ковать железо, пока горячо! – занять лекционное поле! Я так и сделал. Я анонсировал лекцию о Сандвичевых островах, закончив объявление такой припиской: «Входная плата один доллар, доступ слушателей начинается в половине восьмого, неприятности начинаются в восемь». Истинное пророчество. Неприятности действительно начались в восемь, когда я обнаружил себя перед единственной аудиторией, с какой когда-либо сталкивался лицом к лицу, ибо страх, который наполнил меня с головы до пят, был парализующим. Он продолжался две минуты и был горек как смерть, память о нем неизгладима, но он имел и свои преимущества, поскольку сделал меня свободным от робости перед слушателями на все последующие времена. Я выступал с лекциями во всех важнейших калифорнийских городах и в Неваде, затем прочел еще одну-две лекции в Сан-Франциско, после чего вернулся с этого поля богатым – по моим меркам – и решил отправиться из Сан-Франциско на запад, в кругосветное плавание. Владельцы «Альты» наняли меня написать отчет о путешествии для их газеты – пятьдесят корреспонденций размером полторы колонки каждая, что должно было составить примерно две тысячи слов, по двадцать долларов за каждую корреспонденцию.