Иван Медведев - Петр I. Добрый или злой гений России

Но делом первостепенной важности царь считал мятеж стрелецких полков, подавленный в его отсутствие. Он затребовал следственные документы по нему и тщательно изучил все детали бунта.

С приходом к власти Петра привольная и сытая жизнь стрельцов закончилась. После победы под Азовом их не отправили как обычно обратно в Москву по домам, к промыслам и торговым лавкам, а заставили нести нелегкую, полную лишений, гарнизонную службу на границах страны. Глухой ропот стрельцов подогревался слухами о гибели царя за границей, о боярских планах расправиться с царевичем Алексеем и Софьей, о намерениях иностранцев захватить власть и продать Россию еретикам. В расположенных на литовской границе четырех стрелецких полках зачинщики мятежа зачитывали письма[34] Софьи, в которых она призывала стрельцов идти на Москву, встать под стенами Новодевичьего монастыря и бить ей челом, просить взойти на царство.

Взбунтовавшиеся стрельцы в количестве более двух тысяч человек двинулись от литовской границы на Москву. Мятежники рассчитывали, что их поддержат другие стрелецкие полки, донские казаки и народ, в подавляющей своей массе недовольный своим царем. Весть о новом стрелецком бунте вызвала в столице панику, особенно среди зажиточной части ее жителей. Богатые люди в спешном порядке разъезжались со своим добром по деревням.

Навстречу мятежникам выступили войска под командованием воеводы Шеина и Патрика Гордона в количестве около четырех тысяч солдат, в составе которых находились Преображенский и Семеновский полки. Стрельцы и правительственные силы встретились на реке Истра. На предложение Гордона выдать зачинщиков, вернуться к месту службы и кончить дело миром бунтовщики ответили категоричным отказом. Началось сражение. После трех удачных пушечных залпов артиллеристов Гордона стрельцы разбежались, но в скором времени почти все были переловлены и взяты под стражу. Пятьдесят шесть наиболее активных мятежников повесили.

Петр оказался крайне недовольным поверхностным и небрежным розыском по делу бунтовщиков. Он полагал, что оно не выявило до конца целей мятежа и его истинных вдохновителей. На допросах никто из стрельцов не произнес имя Софьи, но царь не сомневался, что за очередным стрелецким бунтом стояли Милославские и опальная царевна. Главной ошибкой Шеина и Ромодановского Петр считал казнь на скорую руку зачинщиков мятежа, навсегда унесших тайные пружины восстания с собой в могилу. Кто теперь поручится, что корни очередной смуты не остались в земле и не дадут новые всходы? Может, выступление четырех стрелецких полков – это только начало масштабного восстания, которое может произойти в любой момент. Царь был очень взволнован. Он приказал немедленно доставить всех оставшихся в живых бунтовщиков в Преображенское и провести следствие заново, руководство которым возглавил лично.

Нередко в эти дни раздражение и взвинченность Петра выплескивались в необузданную ярость. На пиру во дворце Лефорта, в присутствии всей московской элиты и иностранных послов, царь, узнав, что воевода Шеин за взятки производил солдат в офицеры, выхватил шпагу и со всего маху ударил ею по столу прямо перед носом боярина. Все больше распаляясь, осыпая Шеина отборной бранью, государь размахивал шпагой и грозился истребить весь его полк и оторопевшего воеводу в первую очередь. Ромодановский, Зотов и Лефорт бросились успокаивать царя, но их вмешательство привело его в еще большую ярость. Зотов получил удар шпагой по голове, Лефорт по спине, Ромодановский чуть не лишился пальцев. Только Александру Меншикову удалось погасить ярость царя. Благо, Петр также быстро успокаивался, как и приходил в бешенство. Однако, подобные случаи взрывов царского гнева повторялись довольно часто. В другой раз под горячую руку попал сам Лефорт, которого царь могучим ударом уложил на пол и избил ногами, а Меншикову разбил в кровь нос за то, что танцуя, тот нарушил вводимый этикет – не снял шпагу.

Повторный «розыск» по делу стрельцов продолжался пять месяцев. Преображенское превратилось в огромную пыточную камеру, куда мятежников свозили, допрашивали и истязали партиями по несколько сот человек. Петр, не взирая на собственный царский сан, всегда принимал во всех своих начинаниях самое активное участие и не считал себя вправе устраняться от грязной работы. Как в этот раз, так и в будущем царь не оставался сторонним наблюдателем: не только проводил допросы, но и, добиваясь желаемых признаний обвиняемых в измене, пытал их самым жестоким образом – сек кнутом, жег каленым железом, медленно поджаривал на тлеющих углях. В ходе пристрастного следствия стрельцы сознались в умысле убить государя и его сподвижников, царевича Алексея, всех иностранцев, солдат гвардейских полков. Но о прямом соучастии Софьи в мятеже никто не произнес ни слова даже под самыми изуверскими пытками, что еще больше распаляло разбушевавшегося государя. Петр лично допросил Софью в Новодевичьем монастыре. К сестре, царской дочери, он не посмел применить пытки. Опальная царевна отвергла все обвинения брата в подстрекательстве стрельцов к бунту. На вопрос о письмах, которые зачитывались в мятежных полках от ее имени, она заявила, что впервые о них слышит, никаких посланий не писала и ничего о них не знает. Найти воззвания Софьи к стрельцам царским следователям не удалось. Серьезными уликами против нее розыск не располагал, поэтому она отделалась сравнительно легким наказанием: пострижением в монахини под именем Сусанны.

При вынесении приговоров Петр руководствовался правовыми нормами действовавшего на тот момент Соборного уложения, принятого его отцом в 1649 году. Закон предусматривал одинаковую меру наказания, как за умысел, так и за совершенное преступление; за намерение лишить жизни государя полагалась смертная казнь не только самим заговорщикам, но и всем лицам знавшим, но не сообщившим властям о подобных злых умыслах.

Москва готовилась к массовым казням. Патриарх Адриан, следуя древнему обычаю, явился в Преображенское с иконой Богородицы просить царя проявить милосердие к осужденным на смерть. Петр в раздражении велел главе православной церкви убираться восвояси и поставить икону Пресвятой Матери на место, которую он почитает не меньше патриарха; заявил ему, что, карая злодеев, совершает богоугодное дело, защищая от них свой народ.

30 сентября 1698 года вереница из сотни телег, в каждой из которых сидели по два обреченных на смерть стрельца с зажженными свечами в руках, двинулась из Преображенского в Москву. Дети, матери, жены осужденных бежали за жуткой процессией на всем пути с душераздирающим воем. Москва превратилась в огромный эшафот. В течение пяти месяцев бунтовщиков отправляли на убой партиями по несколько сот человек. В дополнение к установленным на площадях виселицам укрепили бревна в бойницах стен Белого города. Мятежников вешали, обезглавливали, четвертовали, колесовали[35]. Около двухсот из них повесили в саду Новодевичьего монастыря напротив окон Софьи. Петр собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам и заставил последовать своему примеру соратников. Сидя на лошади, он внимательно наблюдал процедуру казни, выражая неудовольствие, когда бояре орудовали топором без должной сноровки, увеличивая тем самым страдания жертв. В этом деле более остальных отличился Меншиков, казнивший двадцать человек с большим мастерством. Отказались от роли палача только Лефорт и полковник Преображенского полка Блюмберг, сославшись на то, что подобный метод не в обычаях их страны, подданными которой они являются. Всего было казнено более тысячи бунтовщиков. Пощадил Петр только несовершеннолетних стрельцов, которых высекли кнутом и отправили в ссылку. Груды трупов на площадях столицы оставались неубранными до весны, часть из них развезли по провинциальным городам в назидании всем противникам власти. Потом мятежников захоронили в общих могилах, увенчанных каменными столбами с перечнем преступлений казненных и их головами, насаженными на колья.