Ронни Вуд - Ронни. Автобиография

Мне доставило удовольствие слушать, как Грант извивается, и я заявил ему: «Только на моих условиях». Он спросил: «Сколько?» «2000 фунтов в неделю». А это были тогда бешеные деньги. К моему удивлению, он согласился.

Так что я вернулся в Штаты с группой Джеффа Бека в четвертый (и в пятый) раз, но с каждым новым путешествием гастрольная жизнь становилась все более и более невыносимой. Это было, как мне думалось, главным образом из-за того, что с Джеффом стало решительно невозможно работать.

Единственной компенсацией было то, что помимо денег с Родом становилось все веселее и веселее тусить вместе.

У нас была обычно одна комната на двоих, и мы всегда беспокоились, что один из нас увидит, что делает другой, когда мы приводили к себе пташек, что было очень часто. Так что как только мы заселялись в гостиницу, то начинали строить перегородку между нашими кроватями из горы стульев, диванных подушек и всего прочего, что можно было найти в комнате, подобным образом отстаивая право на личную жизнь. Получалось нормально, но вскоре мы решили, что будет невероятно весело, если с нами одновременно будут происходить «случайности», когда со всего размаху ломаешь перегородку, и она накрывает тебя. Стулья и подушки переворачивались, мы раскидывали руками и ногами, девчонки верещали от испуга и кричали — дескать, какие мы ужасные, а мы с Родом заходились в истерическом смехе.

Еще одна игра, в которую мы играли, называлась «Операция Вуд-Стюарт», в которой участвовали доктор Вуд и доктор Стюарт, а также все желающие из присутствующих групи. Мы с Родом переодевались в докторов — в белые халаты и даже со стетоскопами — и говорили нашим «пациенткам», что нам нужно провести кое-какие медицинские исследования и даже в случае чего — «операцию». Кое-кто из девушек глядели на нас в ужасе и тут же мчались к выходу. Но другие принимали условия игры, считали нас занятными и любили играть с нами, гинекологами широкого профиля.

5. Чач

Во время нашего третьего турне по Штатам «Faces» два вечера играли в «Grande Ballroom» в Детройте, Мичиган. Здесь группу ждал реально большой успех, и нам всегда нравился Детройт, так как тогда это был лучший рок-н-ролльный город в Америке. Публика в Детройте всегда с радостью узнавала и принимала нас, пятерых английских парней, испытавших на себе влияние американского ритм-энд-блюза, которые выросли на скиффле, в свою очередь уходившем корнями в блюграсс и блюз, и которые смешивали два этих жанра в нечто совершенно особенное, что белые слушатели в Штатах не слышали от американских групп.

Еще мы считали, что это — чудный город, так как в нем было полно девчонок, жаждущих свиданий. Тогда мы не знали этого, и только много позднее поняли, почему в Детройте так много свободных девушек — все их бойфренды отбыли во Вьетнам.

Из-за того, что мы были бедными, или, что более вероятно, из-за того, что Питер был слишком прижимист, чтобы входить ради нас в траты, у нас не было роуди (кроме Питера Бакленда, который открыл для меня гитары «Zemaitis»), так что в Детройте, как, впрочем, и везде, где мы играли, нам приходилось нанимать в этом качестве местных.

Роуди — это всегда неизбежный элемент в любой группе, потому что благодаря роуди всё начинает работать. Они присматривают за гитарами, усилителями, барабанами — за всем, что мы называем «задней линией». Каждую гитару нужно настроить по-своему, у бас-гитары — только четыре струны, и они ощутимо толстые, а ритм- и лид-гитары разнятся между собой, так что роуди должны знать, какая гитара используется в такой-то песне, и настроить её соответственно — в «открытом ми» или «открытом соль»[12], или еще какой-либо. Быть роуди — это нелегкая работа, но тогда она была еще сложнее, так как если концерт намечался на восемь вечера, группа могла не появиться на месте до девяти, а выйти только в одиннадцать, но роуди должен быть там с девяти утра, потому что под его контролем находится вся сцена, и ему нужно проработать все связующие моменты. Потом, после концерта, он должен задерживаться на несколько часов, так как все надо погрузить в грузовик, чтобы перевести это на следующий концерт. Эти парни просто никогда не спали. Сейчас, конечно, у групп есть грузчики и водители.

В те два вечера моим роуди был белый парень с огромной прической — афро, родом из Маркетт, Мичиган, который всего на несколько месяцев был младше меня и носил сложное имя Ройден Уолтер Маджи. Однако никто не звал его Ройденом — все знали его как Чач.[13]

После нашего второго шоу в «Grande» я сказал: «Спасибо, Чач, что ты так заботился обо мне», а потом, не подумав о том, что я когда-либо увижу его снова, сказал ему обычные слова — мол, если будешь в Англии, то звони.

Спустя несколько месяцев Чач по какой-то причине ступил на английскую землю. Не знаю точно, что он собирался здесь делать, но тут его сразу ограбили, и он потерял всё — даже свой багаж. У него совершенно ничего не осталось, за исключением моего телефонного номера в кармане, так что он позвонил мне и рассказал, что с ним случилось. Я ответил: «Ну так быстрее приезжай ко мне, добро пожаловать в Англию!»

Мы с Крисси жили в Рейвенсвуд-Коут в Кингстон-Хилл, который я купил за год до этого за 12 тыс. фунтов. У нас был попугай по кличке Сэди, который жил у входной двери и, когда кто-либо открывал её, то он встречал гостей соответствующим приветствием. Приехал Чач, и Сэди поприветствовал его, как он делал обычно в таких случаях: «Пошел на…, пошел на…». Чач остался у меня на 32 года. Он стал моим постоянным роуди, членом семьи «Роллинг Стоунз» и рок-н-ролльной легендой.

Мы поселили Чача в малюсенькую спальню в этом, кстати, довольно маленьком доме. В нем была кухня, наша спальня, вторая спальня и одна ванная. Что касается всего остального, то зал служил и гостиной, и столовой, я хотел сделать его своей музыкальной комнатой. Когда прибыл Чач, я сам достраивал её, возводя в ней каменную стену в час по чайной ложке. Теперь он был с нами, и мы, наконец, завершили её.

Я нанял Чача в качестве полноправного роуди, и он работал со мной и в «Faces», и в «Стоунз». В то время у английских групп еще не было американских засценных команд, так что Чач стал первым в этом качестве, но Чач был также и лучшим, несмотря на то, что ему наступил на ухо медведь.

Вначале он настраивал гитары визуально. Он подмечал степень натяжения струн, и потом я говорил ему, что он промазал на октаву. Но к середине 80-х он стал делать это превосходно с помощью стробо-тюнера, который позволяет настраивать гитару даже не-музыканту.

Так что Чач присматривал за моими гитарами и усилителями, а когда он работал на «Стоунз» — то еще за ударной установкой Чарли. Чарли всегда путешествовал с одной и той же установкой, плюс пара запасных барабанов, пластиков и тарелок на тот случай, если произойдет что-нибудь не так, потому что Чарли — это Чарли, а он очень придирчив по отношению к тому, на чем он играет, а также придирчив к тем, кто возле его установки отирается. Чач был первым и, скорее всего, единственным человеком, которому Чарли доверял свои барабаны. Стю (клавишник-основатель, гастрольный менеджер и верный друг «Стоунз») всегда удивлялся тому, как тот настраивал его пластики.