Александр Бердышев - Андрей Тимофеевич Болотов - выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833

Получив такое расплывчатое указание, Суворов решил использовать его неопределенность для оттяжки окончательного решения и оставить все в прежнем положении.

Андрею же эта неопределенность была не по душе. Особенно беспокоила его проблема библиотеки. К тому времени книг у него накопилось порядочно. Возить их с собой при кочевом образе жизни в полку было практически невозможно, поскольку офицеры такого ранга, как Болотов, имели только верховых лошадей. Переправить в Россию в случае необходимости быстрой перемены места жительства было делом весьма сложным. Расставаться же с книгами, самым ценным для него из всего имущества, ему не хотелось.

Как это часто бывает, помог случай. Одному из русских негоциантов, ведущих торговлю со странами Западной Европы, срочно понадобилось оформить судовые документы с переводом текста с русского языка на немецкий. Текст оказался довольно сложным, и никто из портовых служащих перевести его не смог. Поиски необходимого человека привели купца в конце концов к Болотову. Андрей быстро перевел документ, и довольный купец не знал, как его отблагодарить.

Перебирая свои ограниченные возможности (расплачиваться деньгами в таких случаях раньше считалось неприличным), купец набрел на счастливую мысль: может быть, офицер нуждается в отправке на родину какого-нибудь багажа? Высказав эту мысль Болотову, купец был несказанно удивлен его необычной реакцией: Болотов вскочил с места и забегал по комнате, радостно возбужденный счастливым стечением обстоятельств. Рассказав купцу о необходимости перевозки книг, он в свою очередь принялся благодарить того за неожиданную помощь. Довольные друг другом, они расстались. Купец обещал доставить книги в целости и сохранности.

Так удачно разрешилась проблема с библиотекой. Андрей Тимофеевич впоследствии не один раз вспоминал об этом счастливом случае, поскольку вскоре после него произошли события, резко изменившие его судьбу, в частности вызвавшие переезд из Кенигсберга в Петербург. Что бы он делал тогда с книгами? Как сложилась бы судьба его библиотеки? Но об этом несколько дальше, а сейчас вернемся к первым дням деятельности Василия Ивановича Суворова в качестве генерал-губернатора Кенигсберга.

Работавшим в канцелярии офицерам уже довольно скоро пришлось столкнуться с переменами, вызванными сменой губернатора. Во-первых, новый командир имел привычку вставать рано утром и соответственно этому начинать свой трудовой день. Этого же он потребовал и от подчиненных. В результате если раньше работа в канцелярии начиналась часов с восьми, а то и позднее, то теперь офицеры стали приходить в канцелярию к пяти часам или дая^е раньше. Правда, встретив весьма неодобрительно это новшество и поворчав на Суворова первое время, офицеры затем привыкли к новому распорядку, а впоследствии и вообще оценили его положительно, поскольку стали располагать большим свободным временем во второй половине дня.

Вторым результатом смены начальства, заметным для служивых людей, особенно не имеющих большого достатка, было упразднение обедов при генеральском доме. Корф, будучи весьма богатым человеком, мог позволить себе такой порядок, при котором его поварская служба обеспечивала обед не только для генерала, но и для всего офицерского состава канцелярии, причем никакой платы с них за это не изымалось.

Суворов имел лишь небольшое имение, почти не приносившее дохода, и жил в основном на генеральское жалованье. Поэтому дополнительные расходы на обеды для офицеров стали бы для него слишком обременительными.

Проблема обедов волновала Андрея в двух отношениях: во-первых, нужно было перестраивать свой бюджет и отрывать деньги от покупки книг; во-вторых, тратить время на посещение кафе. Однако судьба оказалась благосклонной к нему и на этот раз.

Хозяева, у которых он занимал комнату в квартире, были очень довольны своим жильцом: молодой офицер, в отличие от других военных, вел спокойную жизнь, не сопровождавшуюся пьяными оргиями с шумными скандалами, его не посещали подозрительные личности и женщины легкого поведения. Поэтому, узнав о затруднениях Андрея с питанием, они тут же предложили ему столоваться у них, причем отказались от всякой платы, уверяя, что для них не составит больших расходов добавить к столу еще одного человека. В конце концов они уговорили Андрея, и вопрос с питанием решился вполне благополучно: кормили его отлично, лишнего времени на обед он не расходовал.

Жизнь как будто бы снова вошла в привычную колею: немного работы в канцелярии, посещение лекций в университете и занятия дома: чтение книг и переводы, работа с приборами и т. п.

Однако ее спокойный ритм вскоре был снова нарушен. В конце 1761 г. умерла императрица Елизавета и русский престол занял Петр III, «прославившийся» неприязнью к русскому и пытавшийся все переделать на немецкий лад.

Следствием этой политики онемечивания была смена В. И. Суворова на посту генерал-губернатора Восточной Прусии. Петру III был явно не по душе генерал исконно русского направления, укреплявший в армии традиции русского оружия. Его заменил генерал- поручик Панин.

И снова Болотову пришлось поволноваться: как новый губернатор отнесется к его пребыванию в канцелярии при настойчивых требованиях командования о возвращении его в полк? На этот раз волнения были недолгими, жизненный путь Андрея сделал резкий поворот.

Как-то начальник канцелярии Чонжин, встретив Андрея в коридоре здания, после крепкого рукопожатия сказал ему, что из Петербурга пришел важный, касающийся его документ. Встревоженный Болотов начал было расспрашивать о содержании документа (он очень боялся нового требования возвращения в полк), но Чонжин, отговорившись срочностью вызова к генералу, не стал продолжать разговор и лишь попросил зайти к нему, когда он вернется от губернатора. Впрочем, уже сделав несколько шагов вперед, Чонжин обернулся и, улыбнувшись, сказал Болотову, чтобы тот не беспокоился, что никакой неприятностью документ ему не грозит.

Долго тянулось время для Андрея. А тут, как на грех, генерал задержал Чонжина, и тот вернулся только через час. Много вариантов мысленно перебрал Андрей за этот час и все отбрасывал. Так и остался один — возвращение в полк. Однако на этот раз он не угадал.

Вернувшись, Чонжин подал ему казенную бумагу, в которой Военная коллегия извещала о том, что Болотов назначается флигель-адъютантом генерал-полицмейстера Петербурга Н. А. Корфа. Одновременно сообщалось, что ему присваивается чин капитана.

Ничего не знавший о готовящемся перемещении Болотов был до того поражен неожиданным известием, что первое время даже не мог понять, что произошло.

А объяснялось все довольно просто. В те времена существовал порядок, по которому генералы имели право набирать полагающиеся им штаты по своему усмотрению. При этом местонахождение воинской части, в которой служил избранный офицер, не имело значения, согласия командования тоже не требовалось. По заявке генерала Военная коллегия давала приказ об откомандировании указанных в заявке лиц, и этот приказ беспрекословно выполнялся.

Корф, назначенный генерал-полицмейстером Петербурга, при комплектовании своего штата вспомнил о Болотове и, зная его как умного и исполнительного офицера, включил в реестр в качестве флигель-адъютанта. Новая должность требовала и более солидного чина. Вот так нежданно-негаданно Андрей оказался флигель-адъютантом генерала, в чине капитана.

Осмыслив неожиданное известие, Андрей все же не знал, радоваться ему или огорчаться. Что ждет его впереди? О том, что перемена произойдет в лучшую сторону, говорили большинство его сослуживцев и офицеры полка. Многие даже завидовали ему: будешь жить в столице, участвовать в балах и других развлечениях придворной знати.

Сам Болотов скептически относился к утверждениям о своей хорошей будущей жизни. Он уже привык к спокойному распорядку дня с чтением книг, проведением различных опытов, размышлением по поводу прочитанного, а также наблюдаемого в опытах. Разгульная же и безалаберная жизнь светского общества мало прельщала Андрея.

Впрочем, оценивая здраво сложившуюся ситуацию, решил он не ломать напрасно голову: изменить что- либо не в его силах, а как будет складываться новая жизнь, можно лишь гадать, причем весьма предположительно. Поэтому, махнув рукой, Андрей отбросил все сомнения, положившись на пословицу «чему быть, того не миновать», и стал собираться в дорогу. Сборы были короткими, и в марте 1762 г. он уже был в Петербурге.

В северной столице он был не один раз и даже жил продолжительное время, но то было в детские годы. Сейчас ему предстояла самостоятельная жизнь в качестве активного члена общества. Поэтому, гуляя вечером по городу, он с особым вниманием присматривался к улицам, стоящим на них домам, проходящим по ним людям. Город ему нравился. Недаром в будущем он запишет: «О град! Град пышный и великолепный! Паки [опять] вижу я тебя! Паки наслаждаюсь зрением на красоты твои! Каков-то будешь ты для меня в нынешний раз? До сего бывал ты мне всегда приятен! Ты видел меня в недрах своих младенцем, видел отроком, видел в юношеском цветущем возрасте, и всякий раз не видел я в тебе ничего, кроме добра! Но что-то будет ныне? Счастием ли каким ты меня наградишь или в несчастие ввергнешь? И то и другое легко может быть. Я въезжаю в тебя в неизвестности сущей о себе!» [12 Там же. Т. 2. Стб. 152.]