Фридо фон Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Однако общая оперативная обстановка тоже ухудшилась. Корпусу угрожало окружение с восточного фланга, который со времени странного летнего наступления на Кавказ защищали совсем слабые части. Поэтому решено было в ближайшую ночь использовать 17-ю танковую дивизию в качестве ударного мобильного резерва, разместив ее позади 23-й танковой дивизии, которую предстояло отводить. Такая замена под огнем противника одних потрепанных в бою батальонов другими, такими же измотанными, могла быть вызвана лишь так называемыми приказами «из седла». Каждый полк уменьшился до 180-200 штыков, а температура воздуха упала до тридцати градусов ниже нуля.
25-го с наступлением темноты я немного отошел от реки и занял командный пункт на передовой, в то время как штаб готовил полевой пункт управления для оперативной командной группы чуть дальше в тылу. В течение первых часов темноты я находился на передовой и с помощью спиртовой горелки готовил себе чай из запасов, которые всегда имел при себе. Офицер-снабженец ухитрился изготовить рождественский пирог.
В прозрачном холодном воздухе казалось, что степи простираются до самого горизонта. Эти бескрайние пространства поглощали звуки сражения, которые казались приглушенными. На небе ярко сверкали звезды.
ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ
Провал операции по спасению можно объяснить несколькими причинами. Штаб сухопутных войск должен был знать масштабы сталинградской катастрофы. Между начальником штаба сухопутных войск и Гитлером велись острые дискуссии относительно отступления 6-й армии и попытки прорыва. Нет нужды тратить слова на обсуждение бессмысленного решения Гитлера оставить 6-ю армию там, где она находилась.
Более спорным является вопрос о том, правильно ли оценивали офицеры ОКБ и Генерального штаба влияние этого поражения на исход войны. Здесь, как и в случае с некоторыми аналогичными событиями Второй мировой войны, существует опасность скрыть историческую правду. Вину за это поражение приписывают исключительно решению Гитлера. Но в результате оставляют вне поля зрения собственно опасность этого поражения, которая была очевидна уже во время окружения 6-й армии, и компенсировать его, по всей видимости, было уже невозможно. Это был гениальный ход Сталина – приказать окружить армию Паулюса путем фронтальных ударов с обоих флангов, где легко было сломить слабых румынских и итальянских союзников Германии.
После окружения германскому Верховному командованию следовало признать тот факт, что противник перехватил инициативу. Теперь у русских было два варианта действий. Они могли предоставить возможность значительной части своих наступающих войск, окруживших Сталинград с севера и востока, завершить уничтожение 6-й армии, что позволило бы им использовать нарастающие силы для наступления на других участках фронта. Или же они могли применить более смелый и «классический» способ сдерживания 6-й армии совсем небольшими силами, а потом задействовать высвободившиеся войска для наступления западнее Дона на почти разбитые и небоеспособные итальянские и румынские части, отбросить их к юго-западу, занять переправы через Дон и отрезать таким образом на Кавказе 1-ю танковую армию и 4-ю армию, сражавшуюся восточнее Дона.
Попытка операции по спасению 4-й танковой армии между Доном и Волгой не исключала ни одного из этих вариантов. Если бы русские решили (как они и поступили на самом деле) держать главные свои силы вокруг Сталинграда, этого хватило бы для сдерживания 6-й армии, которая с каждым днем осады становилась все менее опасной. Но если бы русские вздумали использовать имеющиеся силы для удара на Ростов и продвинулись в этом направлении (что тоже произошло, но не так быстро), то наступательные действия 4-й танковой армии в любом случае остановились бы. Ее тыловые коммуникации оказались бы под постоянной угрозой.
Для русских в ходе Второй мировой войны было характерным, что их успешные сражения завершались не однозначными решениями, которые могли привести к конечному результату, а тем или иным компромиссом, что становилось уже привычным. Так же получилось и в Сталинграде. Второй из этих вариантов, видимо, показался советскому Верховному главнокомандованию слишком рискованным, потому что, несмотря на победу, в ходе преследования русским пришлось бы защищать свои растянутые фланги. Начав наступление западнее Дона, советское Верховное главнокомандование могло не только бросить превосходящие силы против 4-й танковой армии, но и угрожать ее теперь уже неизбежному отступлению. И русским не понадобилось бы много сил, чтобы достичь превосходства над 4-й танковой армией, состоящей из одного слабого корпуса с 17-й и 23-й танковыми дивизиями, боеспособность которых после длительных боев была очень низкой. Вот почему этот корпус не мог участвовать в наступлении 57-го корпуса после прибытия 17-й танковой дивизии.
Но если кто-то все-таки заблуждался, предполагая, что усиленному 17-й дивизией корпусу удастся пробиться на соединение с окруженной армией, то оставался вопрос: каким образом голодная и не очень мобильная 6-я армия могла быть выведена через узкий коридор шириной сто километров, подвергаясь при этом жесточайшим атакам. Было ясно, что сил для защиты ее растянутых флангов не хватало. Трудности такой обороны уже прозвучали при оценке предыдущих действий 17-й танковой дивизии, когда для защиты находящегося под угрозой левого фланга ей пришлось придать три батальона.
Окончательное решение командира 57-го танкового корпуса состояло в том, чтобы разместить 17-ю танковую дивизию позади 6-й танковой дивизии (которая занимала небольшой и уязвимый со всех сторон плацдарм), а затем в качестве ударной силы направить последнюю в наступление на очень узком участке фронта навстречу 6-й армии. Я лично был свидетелем того, что произошло на направлении главного удара, и убежден, что на этом этапе 6-я армия уже не могла пойти на прорыв и соединение с 4-й танковой армией, потому что горючего у них было всего на 30 километров.
Более того, 4-я армия теряла свою боевую мощь с каждым днем. К ночи 10 декабря батальоны 17-й танковой дивизии уже три дня и три ночи вели ожесточенные бои на морозе ниже пятнадцати градусов, и только в ту ночь потеряли 275 человек убитыми, что равняется боевому составу одного батальона. Можно было подсчитать, сколько еще дней и ночей продержатся эти две дивизии при таких темпах потерь. Это еще раз показало, насколько ошибочным было игнорировать при оценке обстановки истощенность личного состава. Только тот, кто видел выражение лиц наших солдат, безразличное от усталости, – даже в тех частях, где моральный дух был достаточно высок, – мог оценить потерю их боеспособности и физических сил.
Решение о прекращении операции по спасению было навязано – как это всегда бывает на войне – победившей стороной. Недели пробивались 17-я и 23-я танковые дивизии обратно восточнее Дона, постоянно под угрозой разгрома или окружения, тогда как 6-я армия осталась брошенной на произвол судьбы.
Мое мнение об обстановке, которое я привожу здесь, разделяли тогда многие офицеры. Чего мы не могли в то время осознать в полной мере, так это того, что Сталинградская битва оказалась одной из нескольких решающих битв Второй мировой войны. И не только потому, что была отмечена потерей целой армии при самых удручающих обстоятельствах, но и потому, что она явилась кульминационным моментом, после которого державам «Оси» были навязаны оборонительные действия. Военный потенциал союзников явно доказал свое превосходство.
Тем не менее, на этом поворотном пункте война не завершилась, а растянулась на годы. Среди прочего, это показывает, насколько мощными стали средства обороны благодаря мобильности моторизованных армий и их оснащению броней, которая способна не дать противнику использовать танковые прорывы в полной мере. Однако это не значит, что побежденная сторона, потерявшая инициативу, имеет хоть какой-то шанс изменить исход войны. После такой битвы, как Сталинградская, настало время, когда стратегию должны были определять политики, при условии, что они хотят положить конец войне. Задним числом высказывалось предположение, что гибель 6-й армии обеспечила отвод с Кавказа 1-й танковой армии. Действительно, длительное сопротивление 6-й армии явилось одним из факторов, благодаря которому стало возможным соединение 4-й и 1-й танковых армий. Но это слабое утешение – потерять одну армию, чтобы спасти другую!
Чтобы закончить войну, необходимо иметь жизнеспособное правительство, а не такое, которое уже решило в случае поражения самоустраниться, иными словами – остаться политически пассивным, и которое отрицает принцип Клаузевица[17] о подчинении военных мнению политиков.
ОПЫТ КОМАНДОВАНИЯ – I
Из тех дней боев, которые были описаны выше, 17, 18 и 19 декабря имели некоторые особенности, которые в то время стали типичными для многих танковых дивизий: командир дивизии лично вел передовые силы мощной и мобильной штурмовой группы. Такой прием базировался на следующих принципах:
