Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2
И всё-таки это не просто фон и не только сцена, а огромный и многоликий материк. К этому материку Русской культуры — в какой бы части его ни всходило и ни заходило солнце — неизменно возвращает нас ветер памяти. Памяти личной и памяти коллективной, сохранению и приумножению которых мы обязаны в том числе и Александру Половцу.
М. Письменный. По-дружески открыто
Александр Половец, БП. Между прошлым и будущим, Москва, Зебра Е, 2008, 480 стр.
Эту книгу воспоминаний написал профессиональный журналист, прозаик, основатель и (теперь уже бывший — прим. ред.) главный редактор (1980–2000) «Панорамы» — самой популярной американской газеты на русском языке. В 1976 году он эмигрировал из СССР. Нужно сказать, что его воспоминания вряд ли затеряются в сегодняшних книжных морях хотя бы потому, что в них оживает мир Русского зарубежья — мир литературы, театра, музыки, кино, политики — со множеством характеров, разнообразием ситуаций, встреч, исповедальностью откровений, неожиданностью узнаваний и неизбежностью утрат.
Несмотря на отсутствие сквозного сюжета (а также на то, что значительная часть текста составлена из материалов, в разное время написанных для газеты), книга не распадается на куски, не кажется собранием неких фрагментов, но читается так, словно играючи делаешь нечто важное и приятное, — не хочется отрываться.
Книга называется «БП. Между прошлым и будущим». БП — это «Бурный поток» — сообщает нам в эпилоге автор, припомнив, что когда-то в «Литературной газете» под этим названием все читали пародийную эпопею, «роман века» — по одной фразе в номере. Печатая в своей газете «Панорама» портреты героев времени, автор так же из номера в номер складывал мозаику романа своего века и когда все портреты собрались под одной обложкой, связались между собой его судьбой, получилось то, что он с долей самоиронии назвал бурным потоком.
Александр Половец говорит о вещах серьезных, порой трагических, высказывает суждения и предположения, но далек от намерений нагнать на чело морщины судьи и провидца. Он по-дружески открыто, нисколько не заносясь и не принижаясь, повествует о себе, но больше — о гостях книги: знакомых, приятелях и друзьях, имена которых стоят на обложке рядом с его именем и портретом, — три десятка всем известных фамилий. Первый — Булат Окуджава, а дальше: Аксенов, Битов, Горбачев, Довлатов, Евтушенко, Клинтон, Шемякин… — тридцать человек в алфавитном порядке — писатели, журналисты, артисты…
Все эти люди и многие другие, имена которых не вынесены на обложку, но в книге им посвящено немало страниц, тоже тут как бы соавторы, и это, пожалуй, правда без всяких «как бы», потому что каждый получил здесь не только возможность высказаться прямой или косвенной речью, но и предстает перед читателем на фотографиях, перемежающих текст. Эти уникальные фотографии — три большие тетради — тоже настраивают читателя на дружеский лад. Известнейшие люди (так и тянет написать: неестественно известные) сняты в самой естественной обстановке по большей части в гостях у автора: один — с рюмкой, другой — с собачкой, третий — над тарелкой со щами…, Булат Окуджава режет арбуз. Даже улыбка президента США Клинтона, обращенная к автору книги, не дежурно-белозубая, чуть напряженная, к какой все привыкли, но расслабленно-дружеская и беззащитная — улыбка просто человека, а не человека в должности президента.
Как видно, автор книги обладает удивительной способностью, нисколько не прогибаясь, расположить к себе любого человека, независимо от его общественного положения, а также степени и характера известности. Одним людям дано внушать страх, другие заражают веселостью или грустью, а Александр Половец распространяет вокруг себя атмосферу дружества. В этом, наверное, его главный талант, который и делает журналиста настоящим профессионалом.
И все-таки, несмотря на обилие материала, книга не исчерпывает его целиком. Чувствуется, что вся она — лишь малая часть архивных залежей, полная публикация которых сейчас по разным соображениям невозможна, но со временем должна стать одним из значительных источников для изучения нашей культуры конца двадцатого века.
Мы конечно не сможем подробно рассмотреть здесь портреты известных людей, гостей книги. Их очень много. Они составляют плоть повествования и, без сомнения, привлекут особое читательское внимание. Тут рассказано немало серьезного и курьезного, схваченного мимоходом и как бы необязательного, но и художественно достоверного, несмотря на то, что автор не притязает ни на какое художество, порой демонстрируя даже некую стилистическую сдержанность. Просто наблюдения его настолько точны, отобранные детали так выразительны, что сама по себе получается живая картина.
Хочется сказать автору спасибо за искренность, за то, что известные люди, которых мы любим, в его рассказах представлены так, что мы любим их еще больше, а тех, которых не любим, он не охаял, не опорочил, не выставил в дурном свете, и счетов ни с кем никаких не сводил. В каждом он видит прежде всего человека, а не деятеля на волне общественного внимания. Но, говоря, казалось бы, о мелочах — о еде, гонорарах, чудачествах известных людей — он никого не похлопывает по плечу, не впадает в амикошонство. Мелкая бытовая деталь под его пером зачастую вырастает в значительный символ, в емкое обобщение, где герой, имя которого давно перестало означать только имя и переменилось в понятие, виден сразу весь — и как человек, и как общественное явление.
И все же главный интерес чтения, как это ни удивительно, не совсем в этом, а может быть даже вовсе не в этом. Наиболее пристальное читательское внимание держит на себе автор, рассказчик, его личность, его биография, великодушие, наконец, с каким он сообщает о пережитых обидах и бедах. Его образ — они есть тот стержень, который объединяет рассказ в единое целое и не позволяет рассматривать книгу как собрание анекдотов и сплетен. Читая, мы волей-неволей сравниваем себя именно с автором, нашим современником, который не поддался обстоятельствам, не пустился плыть по течению, но построил жизнь по собственной воле.
Именно в этом сопоставлении кроется истинный секрет интереса к книге Александра Половца, источник того возбуждения, которое вызывает чтение. Тут автор сходится с каждым читателем лично: вот я, вот ты и вот наше время. А известные люди, друзья и знакомцы, — всё многочисленное население книги — они как бы дополняют и расширяют главное повествование, переменяя его в богатую картину времени, в котором все мы играли и продолжаем играть свои роли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});