Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля

И в религии, и в быту шведы в России строго придерживались своих национальных традиций. И хотя многие потом женились на русских, но случаи перехода в православие среди них, как утверждает шведский историк Э. Карлссон, были очень редкими. Тех немногих, кто соблазнялся царевой службой и переходом в православие, подвергали беспощадному остракизму. Лейтенант Лит в своем дневнике записал: «Два шведских пастора и несколько офицеров и рядовых... отпали от правильной евангелической веры и перешли в русскую, фальшивую веру и тем самым творят теперь дело Сатаны, особенно священники, поступившие на русскую цивильную службу, и пытаются затянуть в пропасть шведских пленных...» По мнению лейтенанта, отступники носят печать Сатаны не только в своем сердце, но и на своих лицах, которые стали ужасными и отвратительными.

Однако у датского посланника Ю. Юэля на этот счет имеются другие данные, и оснований сомневаться в честности его весьма точных и беспристрастных записок, сделанных в России в 1710—1711 годах, ни у кого не возникает. Так он пишет о том, что после капитуляции Риги на царскую службу поступило большое количество (около 800) офицеров и солдат, в числе которых были генерал-майор Эрнст Альбедюль, 110 лифляндских дворян, один полковник, пять подполковников, один генерал-адъютант, 19 майоров, один комиссар, 37 капитанов, 14 поручиков, два прапорщика, десять асессоров и 77 старших и младших начальствующих гражданских лиц. После взятия русской армией Выборга на службу к царю попросились более 400 военнослужащих шведской армии. Поступил на службу к царю и генерал-майор А. В. Шлиппенбах.

Обращение российских властей с пленными в разные времена и в разных местах было различным. Если со стороны правителей шведам реально предоставлялась свобода выбора религии и занятий для своего содержания, то со стороны нижних чиновников на местах часто отмечались перегибы и нарушения. Отношение к офицерам было вполне сносным, они, если вели себя тихо и не пытались бежать, могли свободно перемещаться внутри городов, в которые были высланы. Рядовые и унтер-офицеры, занятые в основном на работах в сибирских рудниках или на строительных работах в Петербурге, страдали от несправедливости и грубости гораздо больше. К ним относились, как к русским крепостным, поэтому Реншёльд и Пипер часто обращались наверх с жалобами и при необходимости не боялись доходить до самого царя. И надо заметить, меры в результате оказывались быстрыми и действенными.

Мало нравилось шведам и поведение простого русского люда, который относился к лютеранам с большим недоверием. У русского нельзя было попросить взаймы ни миски, ни ведра, ни ножа или пилы, потому что все это, попав в руки «еретиков», могло «опоганиться». «В этом городе... нас было 100 офицеров и 50 денщиков. По праздникам русские напивались и нас бранили, из-за чего часто возникали драки, — вспоминал юнкер Г. А. Пипер. — Мы добыли себе большие палки — по-русски дубины — и приучили русских обращаться с нами повежливее».

Лучше всего к шведам относились в Сибири. Созданию вокруг них благоприятной обстановки во многом способствовал генерал-губернатор Гагарин, впоследствии отозванный из Сибири Петром I и казненный за воровство и взятки. (Кстати, по делу Гагарина проходили два шведских офицера, которых потом посадили в тюрьму.)

Некоторые шведские офицеры, взятые в плен на Днепре, были скоро под честное слово отпущены домой (полковые командиры Дюккер и Таубе), пообещав царю освободить вместо себя двух русских офицеров. С четырехмесячной миссией по освобождению русских военнопленных и обмену их на шведских пленных в Стокгольм выезжал секретарь полевой канцелярии Карла XII Йосиас Седерхьельм. Государственный совет по указанию короля на обмен не пошел, и Седерхьельм уехал обратно в Россию, откуда он вернулся лишь в 1721 году. Из-за упрямого противодействия короля общий обмен военнопленными между Швецией и Россией так и не состоялся.

Конечно, нахождение в плену для многих было невыносимым, и среди шведов случались побеги. Некоторым удавалось даже добраться до дома, но таких счастливчиков было мало. Большинство беглецов ловили и наказывали, при этом неизменно ужесточались условия содержания и остальных их товарищей. Раскрытые в городе Светске и в Казанской губернии заговоры офицеров с целью организации побега привели к тому, что шведов с 1711 года все чаше и в больших количествах стали отправлять в Сибирь.

Ухудшение условий содержания пленных часто увязывалось с возникавшими в России слухами о том, как плохо шведские власти у себя дома обращались с русскими военнопленными. Случившийся в Москве в мае 1712 года большой пожар приписали злому умыслу шведских пленных, в результате толпа разъяренных московских обывателей напала на нескольких шведских офицеров и крепко побила их, большинство пострадавших отправили в Сибирь. Вся шведская колония находилась в неописуемом страхе, пока расследование властей не показало, что шведы к пожару никакого отношения не имели.

Не избежали, по мнению Э. Карлссона, «дурного обращения» и высокопоставленные офицеры и генералы: так, осенью 1710 года Реншёльд, Пипер и Седерхъельм без всяких объяснений были переведены из Москвы в Петербург. По приезде в новую столицу они предстали перед сенатом, где им задали вопрос, готовы ли они содействовать обмену взятого после капитуляции Рига генерал-губернатора Н. Стрёмберга на находившегося в шведском плену генерала Вейде. Сенат также предложил Пиперу и Реншёльду под честное слово выехать в Швецию, чтобы содействовать освобождению из плена князя Трубецкого и грузинского царевича Александра. Шведы ответили, что они не уполномочены вести такие переговоры, а предложение об обмене Н. Стрёмберга нашли неправомерным, поскольку генерал-губернатор якобы военнопленным не был. К тому же было уже решено, что Вейде должен был быть обменен на Девенхаупта. Тогда под угрозой заключения в тюрьму от них потребовали письменного согласия на указанные предложения, и после того как фельдмаршал и граф уступили этим требованиям, в начале 1711 года их вернули обратно в Москву.

А. Л. Левенхаупта царь хотел обменять на генерала А. А. Вейде, взятого в шведский плен под Нарвой. Левенхаупта уже привезли в Санкт-Петербург, а Вейде шведы доставили в Финляндию, но в последний момент обмен не состоялся: шведы настаивали на одновременном обмене генералов, в то время как А. Д. Менщиков стремился получить сначала Вейде, а уж потом передать Левенхаупта на борт шведского военного судна, которое должно было прийти в Санкт-Петербург. По мнению Ю. Юэля, Меншиков хотел обмануть шведскую сторону и Левенхаупта не отдавать. (Генерала Вейде в конце концов обменяли на бывшего рижского коменданта Стрёмберга.)