Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Тем временем мы развернули корабль бортом к берегу, дабы в случае необходимости пушки могли достать до него. Приняв сию меру предосторожности, мы отправились туда на одной большой и двух малых шлюпках вместе со всеми морскими пехотинцами и хорошо вооруженным отрядом матросов. Увидев нас, все дикари поспешили из леса на открытый берег и стали двумя большими толпами по обеим сторонам места, где мы брали воду. Западная группа была самая крупная, она состояла не менее чем из семисот человек, которые держались сомкнутым отрядом и, казалось, ожидали сигнала к нападению; с востока стояло человек двести вооруженных людей, не проявлявших внешне такой враждебности. Между этими двумя группами стоял маленький старик, уже знакомый нам, и с ним еще двое, как и он, без оружия, перед ними лежали кучей бананы, ямс и т. п.

Когда мы еще находились шагах в двадцати от берега, капитан Кук крикнул туземцам и вдобавок показал знаками, чтобы те положили оружие и отошли от берега. Они пренебрегли требованием. Возможно, им даже показалось недостойным и смешным, что горстка чужеземцев берется устанавливать им законы в их собственной стране. Было бы неосторожно высаживаться между обеими толпами. Они могли напасть на нас, что стоило бы жизни многим из этих неповинных людей, да наверняка и иным из нас. Дабы по возможности заранее припугнуть их и удержать от подобного намерения, капитан Кук приказал выстрелить из мушкетов в воздух. Неожиданный гром поначалу и впрямь испугал толпу, но, когда первое удивление прошло, почти все остались на прежнем месте. У одного, стоявшего возле самого берега, даже хватило наглости показать нам зад и похлопать по нему рукой, что у всех народов Южного моря является обычным знаком вызова. Из-за этого бахвала капитан приказал еще раз выстрелить в воздух. На корабле это сочли за сигнал и дали залп сразу из пяти четырехфунтовых пушек, двух полуфунтовых и четырех мушкетов. Ядра просвистели над головами индейцев и срезали верхушки с нескольких пальм. Это возымело нужное действие, через несколько мгновений на берегу не осталось никого. Один только старый миротворец и два его друга бесстрашно продолжали стоять возле своих плодов. Как только мы ступили на сушу, старик подарил эту снедь капитану и попросил его больше не стрелять. Господин Ходжс очень точно и с большим вкусом изобразил эту сцену высадки.

Теперь первой нашей заботой было выстроить морских пехотинцев в две линии для защиты работавших. В землю вбили колья, протянули между ними веревку так, чтобы у набиравших воду была площадка шириной не менее 150 футов, где они без помех могли бы заниматься своим делом. Постепенно из зарослей на берег стали выходить жители. Мы знаками велели им не переступать линию, что они и выполнили. Капитан повторил свое требование положить оружие. Большая западная группа этого не сделала, но другие, настроенные, видимо, одинаково с миролюбивым стариком, в основном так и поступили. В знак нашего доверия к этому старику, которого звали Пао-вьянгом, мы разрешили им зайти за черту.

Постепенно мы осмелели и решили поискать в лесу растения, но не прошли и двадцати шагов, как всюду в кустах увидели индейцев, которые перебегали между группами стоявших на берегу. Поэтому нам показалось разумнее не углубляться дальше. Пришлось довольствоваться двумя-тремя новыми видами растений, и с сей небольшой добычей мы вернулись на берег.

Видя, что меньшая, восточная группа настроена миролюбиво, мы попытались завязать с ними разговор. Надо было познакомиться с их языком, и мы действительно узнали много новых слов. С торговлей, однако, повезло меньше. Как мы ни уговаривали их продать нам что-нибудь из своего оружия, они не уступали ничего. Цилиндрический кусок алебастра длиной 2 дюйма, который они носили в носу как украшение,— вот все, что мы смогли обменять. Прежде чем отдать нам сие украшение, владелец вымыл его в море; сделал ли он это ради чистоты или по какой-то другой причине — сказать не берусь.

Все то время, что мы оставались на берегу, жители не делали даже поползновений напасть на нас или помешать в работе. Меньшая группа относилась к нам как будто совсем хорошо, так что мы могли надеяться, что вскоре сумеем завязать с ними дружеские отношения.

Множество туземцев, собравшихся с разных мест острова, дали нам прекрасную возможность изучить их внешний вид, одежду и оружие.

В основном они среднего роста, хотя несколько человек были повыше, телосложения хорошего, правда, в большинстве тощие, но было несколько и довольно крепких парней. Красиво сложенных людей, каких довольно часто встретишь на островах Общества, Дружбы, на Маркизских островах, на Танне очень немного. Зато я не видел здесь ни одного толстого или тучного мужчины; все они подвижные, живые. Черты лица у них крупные, нос широкий, глаза почти у всех большие и обычно кроткие. Вид у них мужественный, открытый, прямодушный, но, конечно, как и среди любого другого народа, здесь встречаются физиономии, не сулящие ничего хорошего. Волосы у них черные, но у некоторых на кончиках коричневатые или желтоватые. Они очень густые, взъерошенные и по большей части курчавые, иногда немного шерстистые. Борода тоже густая, черная и курчавая, цвет кожи темно-коричневый, иногда черноватый, так что при первом взгляде кажется, будто они вымазаны сажей. Кожа, как и у негров, очень мягкая на ощупь.

Ходят они почти совершенно нагие, но, как и весь род человеческий, падки на украшения. Самое странное — их прическа. Она сплошь состоит из маленьких косичек, толщиной едва со стержень голубиного пера; вместо лент они перевиты гибким стеблем так, что на конце остается лишь маленький пучок. Те, у кого сравнительно густые волосы, вынуждены носить на голове несколько сотен таких маленьких жестких косичек, а так как длиной они всего 3—4 дюйма, то обычно торчат во все стороны, как иглы у дикобраза:

Like quills upon the fretful porcupine.

Но если волосы немного длиннее, скажем дюймов в 5—9, то косички ниспадают с головы, и тогда эти люди напоминают речных богов с их струящимися камышовыми волосами. Некоторые, особенно те, у кого волосы шерстистые, оставляют их либо расти, как им положено природой, либо, самое большее, связывают на затылке в косицу с помощью гибкого , листа. Почти у всех в волосы воткнута тростинка или тонкая палочка длиной около 9 дюймов, чтобы время от времени спасаться от насекомых, коих водится в их головах большое количество. Они втыкают также в волосы маленькую тростниковую палочку, украшенную петушиными иди совиными перьями.

Чтобы прикрыть голову, некоторые повязывают ее зеленым листом банана или носят настоящую шапку из циновки; однако и то и другое есть не у всех. Бороду большинство оставляет расти, как ей положено природой, но некоторые заплетают ее в косички. Ноздри почти у всех проколоты, и в отверстие вставлена тонкая тростинка или камень такой же формы. Вместо серег они носят в ушах кольца из черепашьего панциря или из белых раковин, а иногда то и другое рядом или подвешенные в виде цепочки. В обоих случаях украшение необычайно растягивает отверстие в мочке, ибо некоторые кольца имеют ширину не меньше полудюйма и толщину три четверти дюйма. На шее у них иногда висит шнур, с которого на грудь свисает раковина или иногда вместо нее маленький овальный кусочек зеленого, похожего на новозеландский талька [нефрита]. На левой руке между локтем и плечом большинство носит браслет, сделанный из кокосовой скорлупы и либо украшенный резьбой, либо гладкий, но красиво отполированный. Чтобы сделать его еще более красивым, они втыкают за браслет какую-нибудь зелень, например Evodia hortensis, Croton variegatum, Lycopodium phlegmaria, Vitex trifolia или нее разновидность Еpidendrum.