Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность

Правда, попытки Троцкого превратить заседания комиссии Дьюи в трибуну для собственного красноречия оказались неудачными. Обращаясь к людям, для которых привычные для него понятия марксистской философии, аргументы, понятные для советских революционеров, были глубоко чужды, Троцкий был вынужден отказаться от наиболее приемлемых ему приемов публичной речи. Кроме того, заседания шли на английском языке, которым Троцкий владел плохо. Дейчер писал: «Его словарный запас был ограниченным. Он путался в грамматике и словоупотреблении… День за днем, заседание за заседанием он искал нужное выражение и мучился, пытаясь преодолеть сопротивление чужого языка, часто останавливаясь или запинаясь, произнося невольно смешные фразы, а иногда заявляя нечто совершенно противоположное тому, что он хотел сказать, или не понимая вопросы, которые ему задавали. Казалось, что выступал Демосфен, который еще не излечился от заикания, но явился на суд, набив рот галькой».

Пытаясь подладиться под взгляды членов комиссии, Троцкий отмежевывался от своих планов мировой революции и объявлял, что он всегда исходил из того, что революция в той или иной стране может победить лишь в том случае, когда к этому есть объективные обстоятельства, но ее никогда не следует импортировать. В ответ на заявление члена комиссии профессора Карлетона Билса о том, что Троцкий направлял Бородина (М.М. Грузенберга) в 1919 году в Мексику для организации там революции, Троцкий стал энергично оправдываться. Поскольку такое обвинение могло быть чревато его очередной высылкой, он стал отрицать, что знал Бородина, хотя и слыхал о нем. Он заявлял, что ничего подобного он не планировал, а Бородин лгал. Он утверждал, что в это время он не покидал своего бронепоезда, что он изучал лишь карты фронтов и «почти даже забыл о географии мира». (Троцкий был уверен, что члены комиссии не знали о существовании его предложения 1919 года прорываться в Индию для развертывании там мировой революции и его других подобных планах.)

Комиссия заседала с 10 по 17 апреля и вынесла свой вердикт лишь в сентябре 1937 года. Члены комиссии признали необоснованными обвинения, выдвинутые против Троцкого в ходе московских процессов. Основная цель «контрпроцесса» была достигнута. Теперь в ответ на требования посольства СССР в Мексике о выдворении Троцкого правительство этой страны могло сослаться на доклад комиссии Дьюи. Однако расчет Троцкого на то, что материалы «контрпроцесса» получат широкий резонанс во всем мире, не оправдался. Дейчер признавал, что воздействие решения комиссии на мировое общественное мнение «было небольшим, если не ничтожным», поскольку в это время в мире, «за год до Мюнхена», люди «были больше озабочены судьбой Народного фронта во Франции и гражданской войной в Испании». Троцкий был этим раздражен и обвинял в «преступлении» и «политической слепоте» своего сына, который не слишком оперативно подготовил очередной номер «Бюллетеня оппозиции» с изложением решения комиссии Дьюи.

Несмотря на неудачу, Троцкий пытался доказать всему миру свою правоту. К этому времени вышла в свет его книга «Преданная революция. Что такое Советский Союз и куда он идет?», которая явилась последним крупным произведением Троцкого. Завершенная в начале августа 1936 года и содержащая ряд дополнений, написанных осенью 1936-го– весной 1937 года, эта книга, по оценке И. Дейчера, «занимала особое место в литературном творчестве Троцкого. В своей последней книге он сумел, по сути, завершить свое политическое завещание». В этой книге Троцкий наиболее полно изложил свою критику советского строя и правления Сталина. В то же время он постарался дать в книге ответ на обвинения, выдвинутые в ходе московских процессов 1936—1937 годов по делам «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» и «параллельного» центра.

Как и обычно, Троцкий открывал свой анализ нынешнего состояния СССР проклятиями в адрес отсталого прошлого России:

«Историческая ответственность за это положение лежит, конечно, на черном и тяжелом прошлом России, его наследии темноты и бедности». Троцкий вновь подтверждал свою приверженность платформам оппозиции, в которых утверждалось, что, хотя СССР должен строить социализм и «систематически сокращать расстояние, отделяющее его от остального мира в области производительности труда», главная цель строительства – «ускорить пролетарскую революцию в Европе». Тогда «эта революция обогатит нас мировой техникой, и чем более истинным будет социалистический характер нашего строительства, тем больше мы продвинемся вперед как часть европейского и мирового строительства».

Отсутствию мировой революции, по мнению Троцкого, способствовали процессы, происходившие в массовом сознании Советской страны. «Классы, сформированные в варварских условиях царизма и отсталого капитализма», в том числе и «пролетариат, все еще отсталый во многих отношениях», не смогли долго выдержать напряжения революции. Усталость масс, «чрезвычайный взрыв надежд и доверия по отношению к мелкобуржуазным слоям города и деревни, вызванных к жизни нэпом», привели к ослаблению веры в мировую революцию. Настроения социальных слоев отразились и в социально-психологических переменах в руководстве страны. «На волне плебейской гордости поднялась «новая командная каста».

Этим Троцкий объяснял многие негативные стороны советской жизни. В этих объяснениях было немало демагогичности. Пока Троцкий стоял во главе «командной касты», он не находил ничего в ней порочного и готов был распространять наиболее жесткие формы административного контроля на все сферы жизни, включая быт людей. Перейдя в оппозицию, он сначала призывал преодолеть «чрезмерное усиление аппаратного централизма». Теперь же Троцкий призывал к свержению того режима, который он создавал и активно использовал для жестоких репрессий. Выдвигая программу «антибюрократической революции», которая должна была покончить с «термидорианской диктатурой», Троцкий не скупился на красивые лозунги и шел значительно дальше по сравнению с требованиями «писем», «заявлений» и «платформ» 1923—1927 годов.

Он, одним из первых выступивший за жесткое подавление политических соперников и прибегавший к беспощадным репрессиям, теперь обещал восстановить право на критику и истинную свободу выборов, возродить все «советские партии», «начиная с партии большевиков». Троцкий, выступавший за «милитаризацию труда» и «перетряхивание профсоюзов», призывал теперь дать простор для профсоюзной деятельности, ввести демократию в промышленности и радикально пересмотреть планы в интересах трудящихся. Троцкий провозглашал, что отныне экономические проблемы будут свободно обсуждаться. После антибюрократической революции, которую он предлагал осуществить, будут «строить жилье для рабочих вместо Дворцов Советов, новых театров и показных метро». Человек, с лихвой пользовавшийся своим привилегированным положением в советском обществе, когда подавляющая часть населения бедствовала, теперь заявлял, что «буржуазные нормы распределения» придут в соответствие с «лимитами строгой необходимости и уступят социалистическому равенству». Троцкий, никогда не возражавший против награждения его орденами и принимавший многочисленные знаки его возвеличивания, теперь объявлял, что «звания будут немедленно упразднены, позолота украшений будет переплавлена».