Федор Раззаков - Чтобы люди помнили
Народный артист РСФСР А. Тарковский».
Между тем это письмо осталось без ответа — видимо, руководитель Госкино посчитал ниже своего достоинства отвечать на него. Тарковский в те дни ещё не собирался остаться на Западе — он только просил дать ему возможность какое-то время поработать вдали от дома. Но его уже стали считать предателем. Когда в очередной раз Тарковские попросили дать возможность их сыну Андрею приехать в Италию, им категорически в этой просьбе отказали. Наверное, рассчитывали, что родители одумаются и вернутся в Союз. Однако Тарковский не спешил, хотя материальное положение его было отнюдь не блестящим. Положенную часть гонорара за съёмки «Ностальгии» как законопослушный гражданин он отнёс в советское посольство. На оставшиеся деньги, с помощью пожилой знатной дамы (княгини) Бранкаччо, он купил небольшой двухэтажный дом в городке Сан-Грегорио (в сорока километрах от Рима). Особнячок требовал ремонта. Но денег на него не было. Переговоры о новой работе тогда ещё только велись, поэтому Тарковскому пришлось влезть в долги, чтобы привести своё жилище в надлежащий вид. Однако закончить ремонт (Тарковский собирался перепланировать дом по собственному проекту) он так и не успел — сначала ему не разрешили этого делать местные чиновники из архитектурно-пейзажного управления, а затем, когда такое разрешение всё же было получено, в дело вмешались непредвиденные обстоятельства. Мэр Флоренции Ландо Конти неожиданно объявил, что дарит Тарковскому квартиру в своём городе — на виа Сан-Никколо. Кроме этого, Флоренция дала Тарковским звание почётного гражданина города.
Тем временем никто из коллег Тарковского, оставшихся в Союзе, не интересовался его житьём-бытьём. Более того, многие от него отвернулись, видимо, опасаясь, что общение с ним усложнит собственную жизнь и карьеру (единственным исключением был старый друг Тарковского Сергей Параджанов). Обратимся к воспоминаниям Ларисы Тарковской:
«Писем из России не было. Там даже перестали здороваться с нашими детьми. Серёжа Параджанов пригласил Андрюшу и Олю, мою дочь от первого брака, в Дом кино на премьеру своего фильма. Так вот, Саша Кайдановский, который затем будет называть себя учеником Тарковского (хотя никаким учеником Андрея он не был), просто побежал от детей, когда они с ним поздоровались. И вообще, почти все, кто участвовал потом в советском телефильме об Андрее и распинался о своей любви к нему, в то время об этой любви почему-то забыли…»
А теперь посмотрим, что пишет Михалков-Кончаловский в начале 1983 года:
«Андрей был бесконечно далёк от политики и не понимал, что в андроповское время уже никто никого не будет выкрадывать. Это, вероятно, ещё могло быть при Хрущёве, когда пытались затащить в туалет Руди Нуриева. Но с тех пор уже прошло пятнадцать лет (если быть точным, то — 22 года. — Ф.Р.). Я сказал ему:
— Андрей, тебя никто не украдёт. Тебя приглашает Сизов (тогда директор киностудии „Мосфильм“), ему можно верить. Андропов лично даёт гарантию, что, если ты вернёшься, получишь заграничный паспорт. Я убеждён, так и будет.
Разговор происходил в Канне. Андрей посмотрел на меня.
— Знаешь, я решил остаться. Мне тут заплатили за „Ностальгию“. Ну что я куплю на эти деньги? Ну куплю „Волгу“, квартира есть (Тарковский имел в Москве квартиру в одном из переулков за проспектом Мира. — Ф.Р.) Вернусь — опять не дадут работать.
— Устрой пресс-конференцию. Объяви, что уезжаешь в Россию, что, если тебя назад не выпустят, пусть все знают, ты — жертва коммунизма. Но, я уверен, тебя выпустят, не посмеют не выпустить. Ты артист международного класса.
Он меня не послушал. На прощание посмотрел на меня с сомнением. Потом дошёл слух, что он сказал: „Андрон работает в КГБ. Он уговаривал меня вернуться“».
10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане Тарковский объявил о том, что навсегда остаётся на Западе. Он объяснил это решение не политическими мотивами, а тем, что ему не давали и не дают возможности работать и реализовывать свои замыслы на родине.
И. Альберти рассказывает о том времени: «Самые пронзительные воспоминания об Андрее связаны с тем моментом, когда он решил остаться. Он безнадёжно просил о том, чтобы к нему были выпущены его маленький сын и мать Ларисы и её дочь от первого брака: это тоже сыграло роль в решении остаться на Западе — сначала он хотел лишь поработать здесь несколько лет. Три дня после пресс-конференции я провела рядом с ним. Он крайне нуждался в эти дни в психологической поддержке, в дружеском участии. Он чувствовал себя потерянным, для него это была трагедия. Он очень остро чувствовал свою духовную связь с Россией, с её деревьями, птицами, травами, и на решение остаться могли повлиять только чрезвычайные обстоятельства. А вообще его понятие родины было гораздо шире понятия географического, социального и так далее. Это было понятие духовное, включающее в себя прежде всего русскую культуру».
Едва весть о решении Тарковского остаться на Западе достигла пределов Союза, официальные власти тут же объявили его предателем. Как по команде замолкли газеты и журналы: ни слова о Тарковском. Все его фильмы были сняты с проката, даже к Дню Победы перестали крутить «Иваново детство» — одну из самых талантливых картин на военную тему. Отвернулись от Тарковского и большинство его коллег. Со страниц «Литературной газеты» Михаил Ульянов заявил: «Ни в одной стране мира Тарковскому не дадут права три раза экранизировать один и тот же фильм, а у нас позволяли. Ему предлагали экранизировать „Идиота“ Достоевского, о чём может мечтать каждый режиссёр, но он предпочёл поехать в Италию и ставить там „Ностальгию“. Это их личные решения и трагедии (речь в статье шла и о режиссёре Театра на Таганке Юрии Любимове, тоже оставшемся на Западе. — Ф.Р.), а не какой-то злой умысел страны».
Однако не все в Союзе придерживались подобного мнения. Тот же Сергей Параджанов искал любую возможность, чтобы передать весточку с родины своему другу, а Сергей Соловьёв нашёл возможность прислать ему письмо и освящённую иконку.
Что касается родственников Тарковского, оставшихся в Союзе, то их притесняли не слишком сильно. Лишь ограничили в тиражах книги Арсения Тарковского, а сын режиссёра, тоже Арсений, вынужден был перейти с отделения космической медицины на лечебное отделение.
Помимо итальянцев Тарковского стали активно зазывать к себе американцы. Причём делалось это на официальном уровне — с предоставлением гражданства. Но Тарковский колебался. Дело в том, что Штаты он не любил. Он говорил: «Мне кажется, что богатый человек начинает меняться внутренне, он становится скупым, он начинает защищать своё богатство от других и потом начинает служить богатству… Фильмами там торгуют, как жевательной резинкой, как сигаретами, как вещами…»