Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Да, скажет иной противник, октябрьская авантюра оказалась гораздо прочнее, чем многие из нас думали. Пожалуй даже, это и не была вполне «авантюра». Но сохраняет все же свою силу вопрос: что достигнуто столь дорогой ценой? Осуществлены ли те ослепительные задачи, которые провозглашались большевиками накануне переворота?

Прежде чем ответить предполагаемому противнику, замечу, что самый вопрос не нов; наоборот, он следует за Октябрьской революцией по пятам, со дня ее рождения.

Французский журналист Клод Анэ[795], находившийся во время революции в Петрограде, писал уже 27 октября 1917 г.: «Максималисты (так французы называли в те дни большевиков) взяли власть, — и великий день настал. Наконец-то, — говорю я себе, — я увижу осуществление социалистического рая, который нам обещают уже столько лет… Великолепное приключение! Привилегированная позиция!» И т. д. Какая искренняя ненависть под ироническими приветствиями! Уже на следующее утро после взятия Зимнего дворца реакционный журналист поспешил предъявить свою карточку на право входа в Эдем. С тем большей бесцеремонностью противники злорадствуют по поводу того, что страна Советов и сегодня, пятнадцать лет спустя после переворота, еще очень мало походит на царство всеобщего благополучия. К чему же революция? К чему ее жертвы?

Уважаемые слушатели! Я позволю себе думать, что противоречия, трудности, ошибки и бедствия советского режима знакомы мне не меньше, чем кому бы то ни было. Я лично никогда не скрывал их, ни в речах, ни в печати. Я считал и считаю, что революционная политика, в отличие от консервативной, не может быть основана на маскировке. «Высказывать то, что есть» — таков должен быть высший принцип рабочего государства.

Но в критике, как и в творчестве, нужны правильные пропорции. Субъективизм — плохой советчик, особенно в больших вопросах. Сроки нужно сопоставлять с задачами, а не с индивидуальными настроениями. Пятнадцать лет? Как много для личной жизни! За этот срок немало в нашем поколении сошло в могилу, у остальных прибавилось без счета седых волос. Но те же пятнадцать лет — какой ничтожный срок в жизни народа! Только минута на часах истории.

Капитализму понадобились столетия, чтобы отстоять себя в борьбе со средневековьем, поднять науку и технику, провести железные дороги, натянуть электрические провода. А затем? А затем — человечество оказалось ввергнуто капитализмом в ад войн и кризисов! Социализму же его противники, т. е. сторонники капитализма, отпускают лишь полтора десятилетия на то, чтобы построить земной рай со всеми удобствами. Нет, таких обязательств мы на себя не брали. Таких сроков никогда не назначали. Процессы великих преобразований надо мерять адекватными им масштабами.

Я не знаю, будет ли социалистическое общество похоже на библейский рай. Весьма сомневаюсь в этом. Но в Советском Союзе еще нет социализма. Там господствует переходный строй, полный противоречий, отягощенный тяжелым наследием прошлого, к тому же находящийся под враждебным давлением капиталистических государств. Октябрьская революция возвестила принцип нового общества. Советская республика показала лишь первую стадию его осуществления. Первая лампочка Эдисона была очень плоха. Под ошибками и промахами первого социалистического строительства надо уметь различать будущее!

Жертвы революции

Но бедствия, обрушивающиеся на живых людей! Оправдываются ли последствия революции, вызываемые ею жертвы? Бесплодный, чисто риторический вопрос! Как будто процессы истории допускают бухгалтерский баланс. С таким же правом можно пред лицом трудностей и горестей личного существования спросить: стоит ли вообще родиться на свет? Гейне писал на этот счет: «И дурак ждет ответа…»[796] Меланхолические размышления не мешали до сих пор людям ни рождать, ни рождаться. Самоубийцы, даже в дни небывалого мирового кризиса, составляют, к счастью, незначительный процент. Народы же вообще не кончают самоубийством. Из невыносимых тягот они ищут выхода в революции.

Кто возмущается по поводу жертв социальных переворотов? Чаще всего те, которые подготовляли и прославляли жертвы империалистской войны или, по крайней мере, легко мирились с ними. Наша очередь спросить: оправдала ли себя война? что дала? чему научила? (Аплодисменты.)

Реакционный историк Ипполит Тэн в своем одиннадцатитомном пасквиле на Великую французскую революцию не без злорадства изображает страдания французского народа в годы диктатуры якобинцев и после того. Особенно тяжко приходилось городским низам, плебеям, тем самым, которые в качестве санкюлотов[797] отдали революции лучшую часть своей души. Они или их жены стояли теперь холодные ночи напролет в хвостах, чтобы утром вернуться с пустыми руками к семейному очагу без огня. На десятом году революции Париж был беднее, чем накануне ее.

Тщательно подобранные, отчасти искусственно подтасованные факты служат Тэну для того, чтобы обосновать обвинительный приговор: плебеи хотели-де быть диктаторами — и довели себя до нищеты. Трудно представить более плоское морализирование! Великая французская революция вовсе не исчерпывается голодными хвостами у булочных. Вся современная Франция, в некоторых отношениях вся современная цивилизация вышла из купели французской революции!

Во время гражданской войны в С[оединеных] Штатах в 60-х годах прошлого столетия погибло 50 000 душ. Оправданны ли эти жертвы? С точки зрения американских рабовладельцев и шедших заодно с ними господствующих классов Великобритании — нет. С точки зрения прогрессивных сил американского общества, с точки зрения негров и британских рабочих — полностью. А с точки зрения развития человечества в целом? На этот счет не может быть сомнений. Из гражданской войны 60-х годов вышли нынешние С[оединенные] Штаты с их неистовой деловой инициативой, рационализованной техникой, экономическим размахом. На эти завоевания американизма человечество будет опираться, строя новое общество.

Октябрьская революция глубже всех предшествующих вторглась в святая святых общества: отношения собственности. Тем более длительные нужны сроки, чтобы творческие последствия революции обнаружились во всех областях жизни. Но общее направление преобразований ясно уже и сейчас. Перед своими капиталистическими обвинителями у Советской республики во всяком случае нет основания опускать голову и говорить языком извинений.

Рост производительности труда

Наиболее объективным и бесспорным критерием прогресса является рост производительности общественного труда. Оценка Октябрьской революции под этим углом зрения уже произведена на опыте. Принцип социалистической организации впервые в истории доказал свою способность давать в короткий срок небывалые производительные эффекты.