Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба
Это была гремучая смесь из двух удушающих друг друга голых тел, рояля, подсвечников, черных чулок, магнитофона и бутылок…
Надежда с глубоким любопытством человека, усваивающего новые технологии, рассматривала сие живое сооружение с широко разинутым ртом…
— Ключи на камине! — сладострастно и воинственно кричал мне бывший ас-разведчик, — на камине ключи!!! На ка-ми-не!!!
Я окликнул свою спутницу, впавшую в транс, и вытолкал на улицу. К рассвету со скоростью тридцать километров в час я доставил девушку «огородами» к контрольно-пропускному пункту военного городка…
* * *…Моя роскошная жизнь продолжалась лишь пять с половиной месяцев. Хозяин погиб в автомобильной катастрофе. Говорили, что она была подстроена бандитами, с которыми он уже давно не ладил из-за какого-то ресторана на Полянке.
Мы купили ему гроб, который стоил чуть дешевле двух «Жигулей». На похоронах все было, как положено: трехкилометровая колонна иномарок, горы цветов и венков, черные одежды и страстные клятвы отомстить врагам… Вдова равнодушно и устало взирала сухими глазами на покойного мужа, голубовато-восковое лицо которого было густо намазано гримом. Поминки, по-моему, после четвертого тоста переросли в сплошной поток анекдотов, которые больше всего любил покойник…
Его улыбающийся портрет стоял в конце длиннющего стола, заваленного яствами настолько, что не было места, куда поставить пепельницу… Хозяин будто по привычке сидел в конце стола.
Но самое страшное началось тогда, когда включили магнитофон и раздался веселый и живой голос человека, уже находящегося на том свете. Он уже знал, что ему не жить. Свое послание он назвал звуковым письмом из рая… И даже рассказал несколько анекдотов.
Наверное, только грузины способны умирать в венке анекдотов собственного изготовления… Единственной серьезной фразой было: «Берегите сына».
Вовку спрятали на даче где-то под Санкт-Петербургом: якобы поступили данные от своих людей в милиции, что его хотят взять заложником и таким образом выгрести из вдовы какие-то несметные богатства. То была явная ложь. Пацана отталкивали подальше от наследства.
Через несколько месяцев мне передали записку, что жена Хозяина отказывается от Вовки и надо бы помочь ему устроиться в жизни. Решение предлагалось более чем конкретное — суворовское училище. И намек был более чем толстый: ты — военный, у тебя еще сохранились связи. «Патронов не жалеть». Это значило, что поступление в училище проплачивалось любой суммой. Я устроил его за две бутылки «Распутина» и приличную закуску.
1 сентября Вовка выбежал ко мне за ворота училища в новенькой форме и счастливый. Внешний вид у него был презабавный: короткие рукава кителя сочетались с непомерно длинными, сложенными в гармошку штанами, из-под которых выглядывали черные ботинки, зашнурованные по-детдомовски — через дырочку. А фуражка с красным околышем наседала на уши так, что они торчали врастопырку, из-за чего он (вдобавок ко всему имеющий карликовый росточек) был очень похож на Чебурашку. Мы с ним обнялись, и я снова услышал «родной» запах гуталина, от которого у меня заныло почему-то сердце.
Мы пошли с Вовкой на край футбольного поля и сели там на пожелтевшей траве. Тут когда-то я уже сидел вместе с сыном Денисом.
Вовка обжирался апельсинами. Фруктовый сок струей стекал по его подбородку и часто капал на китель и брюки. Я не выдержал и сказал, что с таким свинством надо кончать. Я сидел рядом и зло зудел, а он, лишь на минуту по-гусиному вытянув вперед шею, поедал апельсин, а затем, забыв мои морали, снова возвращался в прежнюю позу и снова обливал себя оран-жеватым соком.
Было такое впечатление, что пацан никогда не ел апельсинов и боялся, чтобы у него их не украли. Я остановил это безобразное животное чавканье, дал ему носовой платок и показал как надо чистить и есть апельсин. И приказал повторить всю операцию в деталях. Ни одной капли.
Пока он ел, я курил и рассматривал восседающий на футбольном поле народ. Некоторые сердобольные мамаши умудрились приволочь своим чадам даже кастрюли с супом и огромные китайские термосы, из которых можно было напоить и взвод. По размерам баулов со снедью и по ее ассортименту легко было отделить блатных чад от наследников простолю-дья. Ничто не менялось в этой жизни.
Меня чуть не хватила кондрашка, когда я увидел, как шестисотый «мерс» вальяжно заползал на футбольное поле, хотя всем остальным машинам родителей запрещалось заезжать за ворота. Из волшебной иномарки серебристого цвета сначала выпала стопудовая мамаша, после чего «мерс» сразу стал выше. Затем показался таких же габаритов хозяин в темных очках и богатом спорткостюме и, наконец, за километр пышущий уверенным самодовольством, краснощекий барчук. Все они принялись деловито расстилать скатерь-самобранку.
— Вы что — лучше всех? — зло спросил я, обращаясь к кабану в спортивном костюме.
— Что вы имеете в виду? — грозно спросил кабан.
— А то, что частным машинам въезд на территорию училища запрещен! Все должны стоять по ту сторону ворот!
— Слушай, заткнись, иначе сам будешь валяться по ту сторону ворот!
Я чувствовал, что зверею. Вовка до того перепугался, что перестал грызть апельсины и сидел с разинутым ртом.
Дело явно шло к кулачному бою, в котором кабан легко набил бы мне морду, но спасла ситуация — рядом проходил дежурный по училищу.
— Товарищ майор, — крикнул я ему, — кто разрешил впускать машины на стадион? Почему вы не выполняете обязанностей?
Майор подошел к кабану с его выводком и стал уговаривать выставить машину за ворота. Кабан огрызался, но тем не менее в машину залез и отогнал ее за ворота.
— Не надо больше ссориться, — почти молящим голосом сказал мне Вовка, натирая губы носовым платком.
— Что?! — завелся я еще больше. — Что ты сказал?!
— Мне стыдно, — промямлил он.
— Слушай, салабон, — стыдно сопли жевать. Запомни мой тебе первый совет: сколько будешь носить военную форму — дави вот такую слизь. Ты должен ненавидеть хитрозадых. Такой в армии — хуже предателя! Где его ни встретишь — души, кусайся, грызи, изничтожай эту погань!
Суворовец смотрел на меня, как на нетрезвого…
По мегафону объявили — через десять минут построение.
— И последний раз вижу тебя в нечищеных ботинках! — строго сказал своему воспитаннику в порыве неостывшего гнева, — ботинки в случае необходимости должны заменять зеркало!
Суворовцы поротно расходились с плаца.
Вовка шел последним в своем взводе. Он шагал старательно, но не в ногу. Бравый вид этого лилипута в плохо подогнанной форме и фуражке, сильно оттопыривающей уши, до того забавлял публику у ворот, что люди надрывались от смеха.
