Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
В нью-йоркском порту Рутенберг сошёл на берег. Огромный город встретил его дождями и прохладными ветрами с океана. Он устроился в гостинице и, не теряя время, позвонил в контору Американского еврейского конгресса. Его появление вызвало ответную реакцию, волной прошедшую по городу. Уже на следующий день о его появлении узнали многие из тех, кто был с ним знаком. Рутенберг связался с банкиром Феликсом Варбургом, с которым подружился во время предыдущего пребывания в Америке. Уже на следующий день Феликс ждал его в своём особняке. Рутенберг знал, что Варбург вместе с банкирами и финансистами Джейкобом Шиффом и Льюисом Маршаллом в начале войны, получив из Константинополя телеграмму от Моргентау, создали в Нью-Йорке благотворительную организацию Джойнт. Приятели тепло обнялись и расположились в кожаных креслах в большой богато украшенной картинами и скульптурами гостиной.
— Люблю я, Пинхас, таких неугомонных людей, как ты, — произнёс Феликс. — То организовывал Еврейский легион, то Американский конгресс, то вдруг помчался делать революцию в России. А сейчас, я слышал, собираешься строить в Палестине электростанции.
— Я-то думал, что получение концессий от британского правительства — дело самое трудное, — вздохнул Рутенберг. — Но теперь понимаю, собрать капитал для строительства, пожалуй, трудней.
— Я полагаю, ты для этого и приехал в Америку. Доброхотов отдать свои деньги очень мало. Все хотят получать дивиденды.
— Да, я надеюсь собрать здесь средства для создания электрической компании. Не скрою, очень рассчитываю на тебя.
— Сколько ты надеешься получить от меня? — спросил Варбург.
— Не от тебя, а от Джойнта, Феликс. Думаю, 100 000 лир стерлинг. Я понимаю, ты не один там, кто решает. Пожалуйста, поговори с Шиффом и Маршаллом.
— Ладно, поговорю с ними. Хоть я и председатель правления, но единолично такие вопросы не решаю. Джойнт занимается помощью еврейским общинам. Но, честно говоря, твои проекты в Палестине можно рассматривать и с этой точки зрения.
— Буду тебе очень благодарен, Феликс.
Он попрощался с Варбургом и уехал. Ему предстояло пересечь весь город. Его ждал к обеду Жаботинский. На его звонок дверь открыла жена Зеэва.
— Шалом, Аня, — приветствовал её Рутенберг.
— Здравствуй, Пинхас. С иерусалимских времён ты почти не изменился.
— А ты прекрасна, как и раньше. Значит, жизнь удалась.
Её милое худощавое лицо расплылось в улыбке. В это время в комнату вошёл Зеэв. Старые друзья обнялись, трепля друг друга по спине.
— Не думал, что увижусь с тобой в Америке, — проговорил Жаботинский. — Почти всё руководство в Лондоне. А я просто задержался здесь.
— Ты большой человек. Тебя избрали в совет директоров Керен ха-Есод и исполком Всемирной сионистской организации.
— Если бы ты не похлопотал, сидел бы я ещё в тюрьме Акко, — сказал Жаботинский.
— Не преувеличивай, Зеэв. Просто, Герберт Сэмюэл, хоть и служака Британской империи, оказался не таким уж глупым человеком.
— Я читал, Пинхас, что ты организовал самооборону в Яффо. Наш опыт в Иерусалиме пошёл тебе на пользу.
— Да, собрать отряд удалось, — вздохнул Рутенберг. — Но оружия почти не было. Мандатные власти не дают нам вооружаться.
— И никогда не дадут. Ты думаешь, они горят желанием поселить всех нас в Эрец-Исраэль?
— А у нас есть другой выход, Зеэв?
— Вейцман и его товарищи хотят действовать дипломатическими методами, сотрудничать с бритами и ублажать их.
— Что ты предлагаешь? — спросил Рутенберг.
— Оказывать силовое давление как на мандатные власти, так и на арабов. Они-то пришли на нашу землю со всей округи, из Сирии, Заиорданья и Египта.
— У нас нет другой возможности. Приходится с ними договариваться.
— Тебе хоть раз это удалось? — спросил Зеэв, и Рутенберг уловил в его словах тонкую иронию.
«Он прав», — подумал Пинхас.
— Надежды наших социалистических идеологов на добровольное согласие арабов Палестины смириться с еврейским её заселением в обмен на блага прогресса и цивилизации, которые оно сулит арабским жителям, это утопия, — убеждённо сказал Жаботинский.
— На этом принципе строится политика мандата, — произнёс Рутенберг. — Я не раз говорил об этом с Верховным комиссаром Сэмюэлом, Черчилем и людьми из его министерства. Все они верят в то, что ты отвергаешь.
— Добровольное соглашение с арабами невозможно, — продолжил Жаботинский. — Пока у них есть хоть искра надежды избавиться от нас, они будут это делать. Это живой народ. А он пойдёт на уступки только тогда, когда упрётся в нашу железную стену, где ни одной лазейки. Такой стеной должны стать еврейское государство и его вооруженные силы, а не британская мандатная администрация, которая пресмыкается перед ним.
— Я готов с этим согласиться, Зеэв. Собственно говоря, за это я боролся и сейчас борюсь. Но ведь нужно что-то делать для нашего народа. Развивать экономику, промышленность и сельское хозяйство. А для этого строить электростанции и орошать страну. Мои проекты для этого и предназначены.
— Я буду на собрании руководства, которое ты организовываешь, Пинхас. И конечно, поддержу тебя.
— Я всегда чувствовал и высоко ценил твою дружбу, Зеэв.
В комнату вошла Анна и пригласила их к столу.
— Соловья баснями не кормят. Пойдём, пообедаем. Аня хорошо готовит. Да ты и так знаешь.
Через несколько дней в небольшом зале собрались представители всех учреждений и филиалов Сионистской организации. Многие с Рутенбергом были знакомы. Они искренне радовались, обнимали его и жали ему руки. Когда все утихомирились и расселись по рядам, Пинхас рассказал о своих проектах.
— Я надеюсь собрать 200 000 лир
