Гюг ле Ру - Гибель Византии

В то же время принесли шелковую салфетку, подвязали ее султану и перед ним был положен круглый кусочек тонкого красного сафьяна, так как у них обычай есть только с сафьянных скатертей. Затем перед султаном поставили два золоченых сосуда с мясом. Когда ему подавали мясо, упомянутые чиновники взяли жестяные миски, расставленные по галерее, и роздали содержимое в них всем присутствовавшим — по миске на четыре человека. В каждой миске было немного баранины с рисом, но не было ни хлеба, ни питья. Я заметил однако в углу галереи высокий поставец с полками, и на них между прочим большую серебряную вазу в форме кубка; многие из нее пили, но что именно, — вино или воду — не могу определить. Что касается мяса в мисках, то некоторые отведали его, другие же не ели вовсе; но прежде даже, чем успели всем подать, пришлось совсем унести кушанье, ибо султан не был расположен есть. Он никогда ничего не ел при народе, и немногие могут похвастаться, что видели его говорящим или кушающим и пьющим. Когда он уходил, заиграла музыка, а также и пели хором песни о подвигах турецких воинов. Когда что-либо особенно нравилось публике в галерее, она выражала удовольствие по своему, страшными криками. Не зная, на чем играют музыканты, я отправился на двор и увидал, что они играют на струнных инструментах большого размера. Потом музыканты вошли в приемную и принялись есть что осталось. Наконец все было убрано и все встали; посол еще не сказал ни слова о своем поручении; это не в обычае на первой аудиенции. Существует еще другой обычай, что после представления посла султану, последний должен снабжать его известной суммой на ежедневные расходы до тех пор, пока не пошлет ему окончательного ответа, до двух сот асперов в день. Поэтому, на другой день, один из чиновников казначейства, тот самый, что ввел синьора Бенедикта ко двору, прибыл с упомянутой суммой. Вскоре после того, появились и рабы, охранявшие ворота, получать что им полагается. Впрочем, они довольствуются безделицей.

На третий день паши уведомили посла, что они готовы выслушать от него предмет его поручения к султану. Синьор Бенедикт немедленно отправился ко двору, и я сопровождал его. Но султан уже закрыл свою аудиенцию и уходил; оставалось только трое пашей с бейлер-беем, правителем Греции. Пройдя в ворота, мы застали этих четверых чиновников сидящими на бревнах, случившихся возле галереи. Они тотчас же пригласили посла изложить причину своей миссии и велели положить перед собой ковер, на котором тот и уселся, как подсудимый перед своими судьями, хотя при этом присутствовало много народу. Он объяснил предмет своей миссии, состоявшей в том, чтобы просить их властелина от имени герцога Миланского, чтобы он уступил Римскому императору Сигизмунду Венгрию, Валахию, Болгарию до Софии, Боснию и часть занимаемой им теперь Албании, зависимой от славянских земель. Паши отвечали, что пока они не могут дать решительного ответа, но что они уведомят о том султана, и посол получит его ответ в течение десяти дней. Существует еще другой обычай, что посол не может говорить с султаном лично; это постановление сделано после того, как дед нынешнего султана был убит послом из Сербии. Посланец этот прибыл с целью вымолить облегчение судьбы его соотечественников, которых султан хотел обратить в рабство. Доведенный до отчаяния тем, что ему не удавалось достигнуть цели, он пырнул султана кинжалом, и сам был растерзай минуту спустя.

В назначенный, десятый день, мы отправились ко двору за ответом. Султан опять был там и восседал на своем троне; но с ним были в галерее лишь те, которые накрывали его стол. Я не видал на этот раз ни буфета, ни музыкантов, ни господаря Боснийского, ни валахов, а только Магнолия, герцога Кефалонийского, обращавшегося с султаном с почтением покорного слуги. Даже паши стояли за дверями, в некотором отдалении, а также и лица, замеченные мною на первой аудиенции, только что число их было теперь гораздо меньше. Пока мы дожидались снаружи, главный кади со своими помощниками правил суд у наружных ворот дворца, и я видел, как многие иностранцы-христиане приходили к нему излагать свои дела. Но когда султан встал, все судьи окончили свое заседание и разошлись по домам. Я видел, как султан проходил со своей свитой в главный двор, которого я не имел случая видеть в прошлое мое посещение. На нем был кафтан зеленого цвета с золотом, довольно роскошный, и мне показалось, что походка у него торопливая. Когда он вернулся в галерею, паши поместились, как и в прошлый раз, на деревянной завалинке; их ответ был таков, что повелитель их поручает им передать поклон его брату, герцогу Миланскому, и сказать, что он очень желал бы исполнить желание герцога, но что его теперешнее требование просто неблагоразумно; именно, из уважения к нему, султан воздерживался от распространения своих завоеваний дальше в Венгрию, что он легко мог сделать, и такая жертва должна бы удовлетворить его (герцога Миланского), но было бы слишком многого ожидать от султана, чтобы он отдал все, завоеванное мечом; что при теперешних обстоятельствах ни у него, ни у его войск нет другого театра для военных действий, как территория императора, и что ему тем тяжелее отречься от своих замыслов, что он до сих пор никогда не встречал сил императора, не побеждая их или не обращая в бегство, и это хорошо известно всему миру.

Посол прекрасно знал, что все это правда и был свидетелем последнего поражения Сигизмунда при Голубаце; в ночь, предшествовавшую битве, он даже покинул лагерь императора и отправился к султану.

Получив такой ответ от пашей, посол вернулся в свою квартиру. Но едва успел он прийти туда, как получил от султана 5000 асперов и платье из пунцового штофа, обшитое золотой парчой. Тридцать шесть асперов стоят венецианский дукат. Но из этих пяти тысяч асперов султанский казначей удержал себе 10 процентов, в виде вознаграждения за свою службу.

Во время моего пребывания в Адрианополе мне случилось видеть еще один подарок, сделанный султаном одной невесте в день ее свадьбы. Эта невеста была дочерью бейлер-бея, правителя Греции. Дочери одного из пашей было поручено вручить подарок невесте. Ее сопровождала свита в тридцать женщин. Ее платье было из пунцовой материи, затканной золотом; лицо ее покрыто, согласно обычаю, очень богатым вуалем, украшенным алмазами. У дам ее свиты были также роскошные покрывала и платья из пунцового бархата и золотой парчи, но без меховой опушки. Все они ехали верхом как мужчины и у иных были очень красивые седла. Во главе процессии ехало 13 или 14 всадников и двое музыкантов также верхами, как и прочие музыканты, снабженные трубой, огромным барабаном и до восьми пар кимвалов, при помощи коих они производили страшнейший шум. За музыкантами ехали носители подарков и наконец уже дамы. Подарки состояли из семидесяти широких жестяных подносов, нагруженных разными сластями, и двадцати других подносов, с положенными на них баранами, расписанными красной и белой краской и имеющими серебряные кольца, продетыми в ноздри и уши.