Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

В конце концов было решено Каринианом переименовать окружной суд в Народный окружной суд, уничтожив совершенно Гражданские отделения суда, а мировых судей переименовать в народных судей, придав всем этим судам (как Окружному коллегиальному, так и единоличным) народных заседателей, избираемых Советом рабочих, солдатских и матросских депутатов из «товарищей» с определенным пролетарским правосознанием.

Прокурорский надзор было решено уничтожить, а обвинение перед судом сделать свободным делом всякого гражданина, как будто задачи прокуратуры ограничивались одним публичным обвинением перед судом.

Назначенный Каринианом председателем следственной комиссии некто Тер–Оганиан, левый эсер, помощник присяжного поверенного, никогда не занимавшийся практикой, обратился ко мне с просьбой помочь им моими знаниями. Я не мог отказать себе в удовольствии написать вместо проекта судебной реформы самый злой памфлет, придав ему самый корректный вид деловой записки, обильно снабженной ссылками на литературу по затронутым вопросам Кариниан пожелал со мной познакомиться и побеседовать. При единственном моем свидании с ним я еще резче высказал ему мою точку зрения и предсказал ему, что уже через месяц они (большевики) не будут знать, что им делать со своими судебными учреждениями и с распложенными ими делами. Разумеется, от всяких предложений, сделанных мне Каринианом, я отказался.

Военно–следственная комиссия со своим председателем «товарищем» Кожемякой (малограмотным слесарем) занялась исследованием «мусаватского» бунта; так квалифицировались, с точки зрения большевиков, «мартовские дни» В этой комиссии почти ничего не писали, а больше действовали: хватали людей, сажали в тюрьмы и расстреливали.

Лично мне пришлось много раз по делам моих клиентов обращаться в Следственную комиссию, где председателем был Тер–Оганиан, уже упомянутый мною выше. Среди 15 — 20 следователей, ее составлявших, было не более двух–трех юристов, да и то без всякого стажа; недоучившиеся студенты (медики, ветеринары, математики), писцы из судебных канцелярий, два–три письмоводителя, служивших у присяжных поверенных — вот состав этих следователей.

Принимались к производству всякие жалобы, даже чисто гражданского характера; дела нагромождались сотнями и тысячами.

Главное затруднение комиссии состояло в том, что никто не знал, в какой момент счесть дело законченным и что с законченным делом сделать дальше.

Прошло около трех месяцев, пока Кариниан додумался создать коллегию из всех следователей (общее их собрание), которая должна была изображать из себя обвинительную камеру.

Можно себе представить, что делалось только в этом учреждении!

По мысли Кариниана, все дела, прошедшие через обвинительную камеру, должны были поступать в Народный окружной суд на рассмотрение и для суждения. Но за время царствования большевиков (апрель — июль) ни одно дело не только не было рассмотрено, но даже не поступило в суд.

Народные судьи также не были назначены по недостатку подходящих людей.

Кариниан занялся совращением членов магистратуры и чинов прокуратуры на службу советской власти. Положение чинов судебного ведомства, материально и при прежнем режиме не обеспеченного, было ужасное; и тем не менее не более половины из состава магистратуры соблазнились на призыв Кариниана. Прокуратура же во главе с своим Прокурором А. Ю. Литвиновичем категорически отказалась работать у большевиков, и все они оказались за бортом.

Не могу не отметить здесь трогательного отношения А. Литвиновича к своим товарищам; он делился с ними буквально последним; бегал по городу и искал пристроить куда‑нибудь своих бывших товарищей, в особенности семейных, что, благодаря его большой популярности и незапятнанной репутации, ему нередко и удавалось.

Большую услугу этим потерпевшим кораблекрушение членам судебной семьи оказал «Центродом» и его председатель А. Леонтович, устроившие многих на службу по многочисленным учреждениям «Центродома». Там же в конце концов приютился и сам А. Литвинович.

Из числа комиссаров некоторое исключение составлял А. Джапаридзе, которому вверено было два ведомства: внутренние дела и продовольствие.

Первая из этих отраслей управления, при условии коллегиальности созданных учреждений и, главное, при режиме диктатуры одного класса (пролетариата) над всеми другими, скоро дала себя почувствовать всему населенно.

Печать на первых же порах была задушена, причем типографии были национализированы, как и вся бумага.

Издавались в изобилии декреты, коими обыватель окончательно ущемлялся.

Дело продовольствия день от дня становилось все хуже и угрожало катастрофой.

Во–первых, все окрестные селения (татарские) совершенно прекратили подвоз, и город остался без овощей, молока, яиц, живности и т. д. Путь на хлебную Кубань и в Ставропольскую губернию был отрезан, так как весь Дагестан был не только определенно настроен против большевиков за их жестокость в отношении мусульман, но из Дагестана доходили тревожные сведения, что оттуда угрожает большевикам первый удар.

Не приходилось, далее, большевикам рассчитывать и на богатую всегда хлебом Мугань: отношения русского населения Мугани к мусульманам Мугани были до того обострены, что там ежеминутно можно было ожидать возникновения столкновений; кроме того, русские поселенцы не дали бы хлеба иначе как за деньги или за товары, и о реквизициях нечего было и думать.

Голод в Баку был, что называется, на носу. И комиссар А. Джапаридзе сумел на время отказаться от своих большевистских доктрин, понимая, что Господь может легко привести большевиков к падению их власти. Он обратился к «Центродому» и, в частности, к Леонтовичу; последнему удалось убедить А. Джапаридзе не только не разрушать организации «Центродома», организации аполитичной, но, наоборот, организацией этой воспользоваться как готовым аппаратом для распределения продуктов среди населения и, мало того, поручить тому же «Центродому» производство закупочных операций. Не без большой борьбы со своими «товарищами» Джапаридзе удалось отстоять «Центродом» и в Исполнительном комитете, и в Совдепе.

И хотя вопрос продовольствия все же стоял очень остро в течение всего времени владычества большевиков, однако все же «Центродом» оказал населению незабываемые услуги.

Вообще Джапаридзе оказался наиболее творческим и гибким из всех главарей большевиков. Достаточно вспомнить его проект получения хлеба из Терской области морским путем с постройкой железнодорожной ветки к Старотеречной (пристань на западном побережье Каспия), благодаря чему можно было миновать Петровск–Дагестанский и Кубинский уезд, находившиеся в руках дагестанцев и татар. К постройке этой ветки, которая должна была соединить Каспий с Моздоком и Кизляром для выкачивания хлеба с Северного Кавказа, было преступлено, но она не была закончена до падения власти большевиков.