Анна Тургенева - Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

Группа архитекторов переместилась в специально для них выстроенный барак напротив южного входа в Здание, а дом, где они раньше работали, был отремонтирован для доктора Штейнера и фрейлейн фон Сиверс. "С разрешения" маленького Ханси Гросхайнца доктор Штейнер назвал этот дом "Домом Ханси". С ними жила Миета Валлер, с которой оба подружились. Благодаря своей несколько небрежной манере, она привносила свободное художественное начало во все, в чем они участвовали, — в резьбу по дереву, в рисование и эвритмию.

В крошечном бараке рядом с нашей кантиной господин и госпожа Шмидель устроили свою временную лабораторию. Здесь изготавливались растительные краски для росписи обоих куполов, — согласно указаниям доктора Штейнера и по проверенным им старым рецептам. (Спустя несколько лет один художник как-то попытался использовать подобный рецепт, для которого требовалась морская вода. Но его постигла неудача. "Эту воду Вы набрали около берега, но Вам следовало бы отплыть в открытое море", — сказал ему доктор Штейнер. И действительно, краски при этом получились на славу.)

Наверху холма в одном из помещений барака для архитекторов за столом сидело несколько пожилых или менее крепких дам, которые не могли заниматься резьбой. С помощью стеклянного пестика они часами кругообразно растирали на стеклянной пластинке крошечные количества порошкообразной краски. Чем дольше они растирали, тем красивее должны были оказаться цвета. И они действительно оказывались красивыми — благородных, спокойных оттенков, без малейшей едучей примеси. Долго шли поиски подходящей грунтовки под живопись. Этим занималась художница Хильде Хамбургер.

Постепенно образовалась особая группа художников, намеревающихся расписывать большой купол. Из Мюнхена приехал известный художник Герман Линде, спокойный, скромный человек, принадлежащий к поколению рубежа веков, не затронутому модернизмом. Он расписывал декорации для постановок мюнхенских мистерий, однако здесь ему предстояли большие трудности при разработке набросков Рудольфа Штейнера. Просто копировать стиль живописи доктора Штейнера он не мог, зная, что здесь от него ждут чего-то совсем другого. — Из Австрии приехала фрейлейн Шнейдер, которая взяла на себя мотив "персидской культуры"; прибыли также супруги Поллак. Он, нежный и худощавый, рисовал красивых Ангелов, которые однако были столь утонченно-прозрачными, что их едва можно было рассмотреть. Его жена, мощная и темпераментная женщина, придумывала фантастических зверей для "Атлантиды" и "Лемурии"- двух больших композиций в северной и южной часта купола. Эти своеобразные изображения, — скорее цветные рисунки, чем живопись, — создавали впечатление, что ее стиль лучше бы подходил для вышивания. Впоследствии она действительно выполнила несколько оригинальнейших вышивок. Рядом с Поллаками над порученным ей мотивом "индийского посвящения" работала французская художница Лотус Пераньте. Она была интересным, своеобразным существом — похожая на бедуинку, темпераментная и одаренная. Чем нежнее были краски Поллака, тем гуще она накладывала их на холст в своей композиции.

Доктор Штейнер без устали посещал отдельные мастерские художников в бетонных помещениях восточной части Здания. После таких бесед каждый из них приходил к глубочайшему убеждению, что он — единственный, кто понимает господина доктора и работает в его ключе. Задача художников заключалась в том, чтобы указания оккультиста выразить на языке искусства. "То, что верно с художественной точки зрения, верно и в оккультном отношении", — говорил им доктор Штейнер.

Им вовсе не следовало отказываться от присущего каждому своеобразия. Мы, резчики по дереву, были народ молодой и знали, что нам следует еще многому научиться от него, но художники не хотели слушать нас, и доктор Штейнер предоставлял всем свободу. Лишь однажды он отобрал у художника порученное ему задание. Этот художник беззаботно внес толстым грифелем свои пометки в эскиз египетской темы, сделанный доктором Штейнером.

Немного позже образовалась вторая группа художников — для малого купола. Кроме двух художников, которые уже сделали себе имя (это были барон Розенкранц — датчанин, принадлежащий, однако, к английскому направлению, и русская Маргарита Волошина), все прочие были начинающими художниками. Сюда относились очень одаренная Миета Валлер, Луиз Клазон, которая впоследствии на протяжении многих лет была связана с эвритмическими группами, голландка фрейлейн Бруньер и полька Элла Дюбанюк. В группу художников также входили Имме фон Эккарштейн и поэт Волошин: с великим усердием он помогал фрейлейн Вандрей в разработке мотива из стихотворения Гёте "Тайны", — мотива, который был предназначен доктором Штейнером для занавеса, служащего при спектаклях-мистериях. Для этого господин Волошин всегда надевал необыкновенно красивую шелковую блузу. — С началом войны эта работа приостановилась. Позднее данный мотив был использован Вильямом Скотт-Пайлом для занавеса сцены второго Гётеанума.

Работа над Зданием двигалась с лихорадочной быстротой. Нельзя было терять ни мгновения. В полумраке лесов обоих купольных помещений стояли ряды колонн с капителями и архитравами, над ними нависали своды двух внутренних куполов. Теперь готовили дерево для пластических форм наружной стены. И здесь возникло препятствие. Согласно указаниям доктора Штейнера, колонны и архитравы были склеены из массивных бревен благородных древесных пород. Никаких полостей там возникнуть не могло, однако при возведении наружных стен из так называемых "практических соображений" этим указаниям не последовали, и при обработке форм стамески проходили сквозь слишком тонкие стены. Поэтому доктор Штейнер распорядился все сломать и заменить стеной из целого дерева.

Ответственный архитектор вскоре после этого уехал из Дорнаха, и его место заняли молодой архитектор Айзенпрайс и инженер Энглерт, который до того участвовал в расчетах базельского инженерного бюро и помогал при закупке материалов.

Тяжелее значительной потери денег оказалась в данном случае потеря времени. Еще прежде мы задавались вопросом, будет ли все готово к августу. Теперь мы уже не спрашивали об этом; однако вопрос этот, не будучи высказанным, висел над нами, как туча; наши опасения подтверждались озабоченным взглядом доктора Штейнера и его утратившей свою обычную окрыленность походкой. Начали действовать и другие силы, отнюдь не помогающие продвигаться вперед. Но работа продолжалась, — только с еще большей интенсивностью.